Лед - [93]

– Сядьте все! – Коронер хлопнул ладонью по столу и указал на миссис Осман. – Кроме вас, – и на невозмутимого Кингсмита, – и вас.

– За этим что-то есть! – Руфь Мотт повернулась к коронеру. – Я точно знаю!

Шону захотелось схватить ее за плечи и встряхнуть, и заорать ей в лицо, чтобы она заткнулась: ничто уже не вернет Тома, так что просто оставь всех в покое, мы все должны жить дальше без него, мы все должны жить со своими ошибками. Том мертв, и мы собираемся сделать большое гребаное пожертвование в его честь завтра вечером и направить деньги на то, во что он верил. Том шел напролом – и посмотри, что получилось. Так не должно было случиться!

Руфь оглянулась на Шона с таким видом, будто он на самом деле, а не мысленно, прокричал ей это. Она задрожала и с побелевшим лицом сошла с трибуны и направилась к выходу из зала мимо смотревших на нее пораженных людей.

– Доктор Мотт! – выкрикнул коронер, но она не остановилась.

Когда же она приблизилась к двойным дверям, собираясь толкнуть их, кто-то, похоже, открыл их снаружи. И в следующий миг Шон увидел в проеме силуэт в красном пиджаке, тут же исчезнувший.

– Пусть идет. – Соубридж положил руку на руку Шона.

Но Шон, высвободившись, устремился к выходу.

– Мистер Каусон! – прозвучал голос коронера. – Мистер Каусон!

Возле зала суда никого не было. И вдруг Шон заметил ее, сгорбившуюся на банкетке на пролете первого этажа, она смотрела в стену. Шон огляделся, ища того, кто открыл ей дверь, но никого не увидел. Никого в красном пиджаке, и никакого движения, только плечи Руфи Мотт, содрогающиеся от тихих рыданий. Она знала, что он видит ее.

– Случилось что-то еще, – сказала она, не поднимая головы. – Я абсолютно в этом уверена.

Шон не мог не подойти к ней.

– Руфь… Мы оба его потеряли.

К его удивлению, она не отстранилась от него, а протянула руку. Он взял ее и почувствовал тепло ее кожи в своей ладони. Он опустился рядом и обнял ее. И ощутил ее скорбь, словно ударную волну.

– Руфь…

Он услышал свой голос, он произносил ее имя так бережно впервые за много лет. Она уловила это, повернулась к нему и прильнула. Слушая ее рыдания, он почувствовал жар ее влажной щеки у себя на шее и обнял ее крепче. Он ощутил, как ее груди прижались к нему, и проследил изгиб ее ребер под своей рукой. Шон резко отстранился.

– Шон, я поражаюсь тебе. – Руфь встала и вытерла глаза рукавом. – Мне здесь нечем дышать. Нужно выйти.

И она побежала вниз по лестнице.

Шон оставался на месте, пока не затих звук ее шагов. Ему тоже необходим был воздух. Откуда-то веяло свежестью, и он повернулся, пытаясь найти источник. Это была дверь на лестничном пролете, чуть приоткрытая, выходившая на металлическую пожарную лестницу. Он услышал, как кто-то зовет его по имени.

– Шон! – В двойных дверях зала суда возник Соубридж. – Торнтон уже на грани. На сегодня баста?

– Нет, сейчас иду.

Шон вошел обратно и, едва войдя, сообразил. Пожарная лестница вела на парковку. Миссис Осман смотрела на него, и в ее темных глазах с тяжелыми веками горел огонек. Отлучка в дамскую комнату позволила ей спуститься по пожарной лестнице на парковку. Только таким образом она могла обследовать машину Кингсмита. С легкой улыбкой она отвернулась.

Будь у нас хоть немножко пеммикана[54], чтобы подкрепиться, когда мы поставили палатку, мы бы не думали об усталости, ведь готовить пеммикан так просто, и потом можно прилечь и отдохнуть. Но собачье мясо нужно долго вываривать, чтобы его можно было есть, и трудно бороться со сном все это время. Мы потушили его примерно час с четвертью – мы не можем дольше ждать и последние пять-десять минут достаточно бодро ковыряем мясо парусной иглой, чтобы проверить его мягкость. Когда мы думаем, что оно готово, суп и мясо делятся поровну самым тщательным образом; суп мы ценим превыше всего, ведь мяса маловато, и оно жесткое, как кожа. Я испытываю существенные трудности, пытаясь разжевать его, так как мои зубы еще не прочно держатся после цинги и, к моей огромной досаде, я даже не могу дочиста обглодать кости.

Затерянные в Арктике: история Алабамской экспедиции 1909–1912 гг. (1913 г.).

Капитан Эйнар Миккельсен

31

В среду, после перекрестного допроса Кингсмита, закончившегося в 16.30, мистер Торнтон объявил, что в свете нового свидетельства – записи телефонного разговора и соответственных показаний – ему понадобится больше времени, чтобы учесть все факторы. Он знал, что на следующий вечер было намечено мероприятие в честь Тома, так что он надеялся (при этих словах он пристально посмотрел на миссис Осман) вынести заключение до этого времени. В ином случае это будет утро пятницы.

– Вообще-то так даже лучше, – сказал Соубридж, пряча бумаги, пока все покидали зал суда. – У вас будет возможность восстановить силы перед решающим матчем. Не падайте духом, это может быть хорошей профилактикой для вас.

Шон кивнул с улыбкой, но на самом деле мысли о благотворительном вечере приводили его в смятение. После этих трех дней роль ведущего представлялась ему изощренной пыткой. Все эти улыбки, рукопожатия и похлопывания по плечу, под прицелом пяти сотен пар глаз, пока он должен будет произносить панегирики Тому. Впервые в жизни мысль о внимании общественности сделалась ему невыносима. Оставалось надеяться, что вечерний костюм с бабочкой помогут ему раствориться в толпе. И хорошо, что Анджела и остальные Хардинги отклонили его приглашение.