Лед - [80]

– Сожалею, ваша честь, но мы все в горящем здании! Том Хардинг погиб в результате обрушения пещеры, которое всецело может быть отнесено, как я полагаю, на счет безответственного отношения к нашей планете любых промышленников, игнорирующих экологические рекомендации, и на счет правительства любой страны, которое не в силах соблюдать Парижское соглашение и снижать выделения парниковых газов до полутора процентов. Двух процентов недостаточно! Мир сходит с ума, президент Соединенных Штатов считает данные о климатических изменениях фальшивкой, вброшенной китайцами, – миром правят полоумные, а мы будем помалкивать?

– Профессор Келли, освободите, пожалуйста, кафедру…

– Освобожу. Но не раньше, чем скажу вам: это мое экспертное и взвешенное мнение, что дестабилизация ледяных пещер стала прямым следствием климатических изменений. – Он взглянул на журналистов. – Пожалуйста, в точности этими словами. А если у вас останется место, добавьте, что просачивание талой воды с ледяной шапки Мидгарда, по-видимому, фатальным образом нарушило структурную целостность пещер. Я полагаю, что в этом причина их обрушения. Думаю, мистер Каусон смог выбраться живым, поскольку в результате обрушения открылась неизвестная прежде секция этих же пещер, с более мелким боковым выходом. Тело Тома Хардинга было выброшено в водное пространство фьорда, вероятно, вследствие этих же процессов. Мы наблюдаем подобное в Гренландии в беспрецедентных масштабах и на ледниках по всей полярной ледяной шапке.

Профессор Келли заметил охранников в дверях и спустился с кафедры, прежде чем его заставили это сделать.

– Проснитесь! – выкрикнул он. – Проснитесь!

На этом заседание в тот день закончилось. Профессор Келли стоял в кругу семьи и близких Тома, и там же была Руфь Мотт. Журналисты исчезли. Соубридж, уловив напряжение между Шоном и Мартиной, ретировался, чтобы они побыли вдвоем на обратном пути.

Ранний вечер был непривычно мягким для октября, слышался звон колоколов собора. Мартина оболгала Шона в суде, и он не знал, как заговорить с ней. Она же легко болтала о благотворительной акции – и он вынужден был признать, что дело двигалось, а он был его неотъемлемой частью. Грандиозный банкет через двое суток, все при бабочках, в отеле «Кэррингтон». Он должен будет произнести речь; Мартина полагала, что Шон уже все подготовил, и ему не хотелось разочаровывать ее. Сейчас главное – пройти дознание.

Ресторан был полон, и Мартина порадовалась тому, как проницательно она предвидела это и забронировала им места, несмотря на свою занятость. Шон слушал ее рассуждения о стрессе и соглашался с ее выбором блюд и вина. Он слушал ее и потягивал вино, отмечая, как смягчается все вокруг, какая Мартина красавица, как ее кожа отливает золотом на ключицах и скулах. Было так приятно просто слушать ее, после напряжения дознания. Он не стал возражать, когда она заметила, что он измотан и что им нужно будет выбраться куда-нибудь, когда все закончится, возможно, на яхте Кингсмита, как он сам предлагал.

«Брисингамен», плавучий дом Кингсмита, был великолепно переоборудованным канадским фрегатом, под роскошной обшивкой которого скрывались мощные моторы. Шон ступал на борт этой яхты очень давно, еще будучи помощником Кингсмита, но теперь все обстояло по-другому. Он больше не был мальчиком на побегушках, выполнявшим поручения Кингсмита в любое время дня и ночи. Имея в активе виллу «Мидгард» и Мартину в бикини, он будет чувствовать себя со своим патроном на равных. Жизнь должна наладиться, несмотря на то, что он заказывал стейк с кровью, а его пережарили. Шон поднял руку, подзывая официанта, который, отойдя от соседнего столика, приблизился к нему.

– Чем могу помочь? – спросил Том с изувеченным синюшным лицом.

Шон вскочил с места, опрокинув стул и пролив бокал вина. Он в ужасе уставился на Тома.

– Шон! – Мартина огляделась в тревоге. – Что случилось?

– Я знаю, – сказал Том, подмигнув Шону заплывшим глазом, – у меня кошмарный вид.

И протянул ему меню.

– Уйди от меня. – Шон попятился к соседнему столику.

– Шон! – Мартина схватила его за руку. – Посмотри на меня.

Он увидел ее. А затем увидел официанта, стоявшего в растерянности, – молодого человека в черном переднике, незнакомого и напуганного. Шон обвел взглядом ресторан. Шокированные посетители уставились на него. Он наклонился поднять бутылку вина, разлившегося по светлым доскам, и взял салфетку, чтобы промокнуть стекло. Ему понравилось смотреть, как красная жидкость расползается по белой материи. Где-то в отдалении слышался голос Мартины, оплачивавшей счет, она извинялась и что-то сочиняла на ходу.

Они шли по улице, и она держала его под руку, точно мать сконфуженного ребенка после истерики. Она говорила ему, что он явно не в порядке, ему требовалась передышка, коронер обязан перенести заседание, и Соубридж должен быть с ним солидарен, а ей он должен рассказать, что с ним случилось, а не относиться к ней как к посторонней.

Они дошли до «Белого медведя». Слова Мартины отдавались в голове Шона барабанной дробью. Он все еще не мог говорить, поэтому повернул ее к себе и поцеловал, чтобы она замолчала. Затем сказал, что ему нужно немного подышать и скоро он поднимется к себе. Когда она ушла, он присел на каменный забор и испытал большое облегчение. Впервые с самого утра он оказался один. Он уставился в темноту. Он видел Тома, и, хотя это было кошмарное зрелище, в этой встрече было также что-то странно обнадеживающее. Шон вспомнил об объединявшей их подлинной дружбе, о чувстве, которого ему так давно не хватало.