Лед под ногами - [17]
Столовая была закрытая, лишь для сотрудников фирм, располагающихся в этом здании. Потому и блюда дешевые. Суп – шестнадцать рублей, второе – в среднем полтинник, салатики – в районе двадцати. Компот, кисель из вишни за десятку, слоеные пирожки в ассортименте…
Чащин сидел за квадратным столом на четырех человек. Остальные три места занимали молодые люди, мало чем от него отличающиеся – деловые костюмы, аккуратные прически, галстуки традиционно во время обеда засунуты между пуговиц белых рубашек, чтоб не залезли в суп… Этих молодых людей, как и большинство остальных посетителей столовой,
Чащин знал в лицо, но где работают, как их зовут, никогда не интересовался. Да и что интересного?..
– Как, Юр, обживаешься? – спрашивал один, лет двадцати пяти, рыжеватый, плотненький и, видимо, очень по жизни энергичный. – Давно тебя что-то не видели…
– Да сложно, сложно пока, – уныло отвечал другой, темноволосый, сухощавый. – Вилы, если честно.
– М-м! Зато, слышали, и зарплата недетская.
– До нее дотянуть надо…
– Я тут читал, – вступил третий, тоже чернявый, с родинкой над левой ноздрей, – что если за двадцать дней не адаптируешься к новому месту, то это сто процентов уже все. Дальше сплошные косяки, стрессы и в итоге…
– А ты сколько там, Юр? – перебил рыжеватый.
– Я… Две недели ровно.
– Это, значит, четырнадцать дней.
– Десять рабочих, – скороговоркой поправил сухощавый.
– Ну, так или иначе – экватор.
– Критический момент, – подтвердил с родинкой. – Не впишешься в систему, в коллектив – и писец.
Сухощавый перестал есть:
– Обживусь, думаю. Притрусь.
– Смотри, Юрик, это все может плачевно кончиться…
Эти двое – рыжеватый и с родинкой – явно издевались над знакомым, наверняка бывшим своим сослуживцем, мстя за то, что устроился на более денежное место. А тот верил и пугался все больше. Сидел над полупустой тарелкой рыбного супа и ловил каждое слово про свой кризисный момент. Смотреть на него было больно…
– А как там, – наконец тихо, жалобно поинтересовался, – замену мне подобрали?
– П-ху! – чуть не подавился рыжеватый. – Естественно. Такая девочка теперь сидит!.. МГУ закончила, полтора года в Англии стажировалась.
Ас, короче!.. Нет, Юрка, обратно тебе путь заказан. Сто пудов.
– Палыч на тебя злой, – добавил с родинкой. – Зря ты так свалил, со скандалом.
– Зря, зря, Юрий. Даже не знаю… – Рыжеватый поставил на пустую суповую тарелку тарелку со вторым. – Так вот люди и становятся продавцами на Горбухе. За лучшим рванут, обломаются, а потом – на дно.
– А что делать, ребята? – сухощавый чуть не плакал. – А?.. А?
Ребята не отвечали, уверенно отрезали кусочки от свиной отбивной, отправляли в рот, жевали.
Чувствуя приятную ленивость после сытного обеда, Чащин выкурил сигарету в холле. Заодно полюбовался ровными плиточками колен Наташи из отдела музеев, галерей и экспозиций… Наташа курила в кресле напротив, откровенно тяготилась его молчанием, и Чащину захотелось сказать что-нибудь остроумное, такое, чтобы она посмеялась. Но не нашел подходящего, бросил окурок в урну, пошел к себе.
Не стесняясь, громко и смачно порыгивая, включил компьютер. Нужно было позаниматься делом. Вставить необходимое из того, что принесла секретарша, сократить не очень нужное… Да, число кинотеатров растет, количество фильмов – тоже, все больше прокатчиков желают полнее прорекламировать продукт и платят за это журналу денежку. Так что, как говорится, это святое.
Когда-то, в самом начале, Игорь поручил ему блок “Концерты”. Чащин действительно неплохо знал музыку, исполнителей, клубы, мог и сам при необходимости написать статейку о предстоящем выступлении
“Аквариума” или “Крематория”… Но через полгода попросил перевести его в отдел кино, где как раз открылась вакансия. Слишком тяжело было неделю за неделей рекламировать бездарные группы, видеть их вычурные или тарабарские названия – “Ю-Питер”, “Ничего хорошего, тем не менее”, “Добраночь”, “Карибасы”, “Шао? Бао!”, “Ухо Ван Гога”,
“Нож для фрау Мюллер”, “Дети Пикассо”, “Старик и Моrе”, “Паперный
Т.А..М…”, “Хоронько-оркестр”… Таких групп были сотни, и когда
Чащин пробовал послушать их музыку, начинало ломить уши, настроение портилось окончательно… Клубы росли как грибы, и эти вредные для здоровья группы кочевали из одного в другой, бывало, за неделю давали по десять концертов… Чащин негодовал, досадовал, злился, а может быть, завидовал. Ему подобное в свое время не удалось…
С кино было проще. Особенно когда перестала приходить информация из
Музея кино. Там с утра до ночи крутили старые, часто первоклассные фильмы, которые нужно было сопровождать аннотацией, и Игорь следил, чтобы репертуар музея был представлен полно и вкусно и в то же время коммерческие материалы не страдали. Но вот Музей кино закрывался, его дирекции стало не до рекламы киносеансов…
В кармане пиджака запиликало. Морщась, что отрывают от дела, Чащин сохранил в компьютере правку, достал телефон, глянул на дисплей.
Номер звонившего не обозначился. Нажал кнопку с зеленой трубкой:
– Да, слушаю.
Сквозь помехи или шум улицы раздались выкрики:
– Алло! Дэн, алло, слышишь меня?.. Алло?
– Кто это?
– Да я, я! Димон!.. Дэн, это ты?.. Алло…
«Елтышевы» – семейный эпос Романа Сенчина. Страшный и абсолютно реальный мир, в который попадает семья Елтышевых, – это мир современной российской деревни. Нет, не той деревни, куда принято ездить на уик-энд из больших мегаполисов – пожарить шашлыки и попеть под караоке. А самой настоящей деревни, древней, как сама Россия: без дорог, без лекарств, без удобств и средств к существованию. Деревни, где лишний рот страшнее болезни и за вязанку дров зимой можно поплатиться жизнью. Люди очень быстро теряют человеческий облик, когда сталкиваются с необходимостью выживать.
Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.
В новой книге Романа Сенчина две повести – «У моря» и «Русская зима». Обе почти неприкрыто автобиографичны. Герой Сенчина – всегда человек рефлексии, человек-самоанализ, будь он мужчиной или женщиной (в центре повести «Русская зима» – девушка, популярный драматург). Как добиться покоя, счастья и «правильности», живя в дисбалансе между мучительным бытом и сомневающейся душой? Проза Сенчина продолжает традицию русской классики: думать, вспоминать, беспокоиться и любить. «Повести объединяет попытка героев изменить свою жизнь, убежать от прошлого.
Серия «Перемены к лучшему» — это сборники реальных позитивных историй из жизни современных писателей. Забыть свою первую любовь невозможно. Была ли она счастливой или несчастной, разделенной или обреченной на непонимание, это чувство навсегда останется в сердце каждого человека, так или иначе повлияв на всю его дальнейшую жизнь. Рассказы из этого сборника совершенно разные — романтичные, грустные, смешные, откровенные… они не оставят равнодушным никого.
Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», «Информация», многих сборников короткой прозы. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист премий «Русский Букер», «Национальный бестселлер». Слом, сбой в «системе жизни» случается в каждой истории, вошедшей в новую книгу Романа Сенчина. Остросоциальный роман «Елтышевы» о распаде семьи признан одним из самых важных высказываний в прозе последнего десятилетия. В повестях и рассказах цикла «Срыв» жизнь героев делится на до и после, реальность предлагает пройти испытания, которые обнажат темные стороны человеческой души и заставят взглянуть по-другому на мир и на себя.
У Романа Сенчина репутация автора, который мастерски ставит острые социальные вопросы и обладает своим ярко выраженным стилем. Лауреат и финалист премий «Большая книга», «Русский Букер», «Национальный бестселлер», «Ясная Поляна».В новом романе «Зона затопления» жителей старинных сибирских деревень в спешном порядке переселяют в город – на этом месте будет Богучанская ГЭС. Автор не боится параллели с «Прощанием с Матерой», посвящение Валентину Распутину открывает роман. Люди «зоны» – среди них и потомственные крестьяне, и высланные в сталинские времена, обретшие здесь малую родину, – не верят, протестуют, смиряются, бунтуют.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.