Лед и вода, вода и лед - [65]

— Надо идти домой, — сказала она вслух сама себе и тут же поправилась: — Я должна идти домой.

Однако не сдвинулась с места, а продолжала стоять в рвущемся с головы платке и держа руки под мышками и смотрела поверх воды. Остров Вен лежал сгустком мрака между Швецией и Данией, и она разглядывала его такой знакомый силуэт. Как же там теперь, наверное, темно. Ни единого фонаря, только несколько мерцающих желтых огоньков — окна… Хотя… Один из огоньков двигался. Или нет? Да, точно. Кто-то шел к берегу с карманным фонариком. Она улыбнулась: кажется, она в мире не одинока. И на других берегах тоже стоят люди, тоже пытаются разобраться, что к чему.

Эта мысль заставила ее оглянуться на берег. В Борстахюсене вечер. В нескольких деревянных домиках светятся окна. Там по-прежнему живут рыбаки, на площадке возле пирса по пути сюда она видела сети, сохнущие на кольях. Ветер сдувал платок на затылок, ледяной холод пробирался в отвернутый рукав пальто, и это вынудило ее повернуть наконец к берегу.

Сколько ей идти до дому? Полчаса. Самое меньшее. Или сорок пять минут. Потому что ноги идти отказываются. И что она скажет, когда придет домой? Сможет она сказать, что стояла на пирсе в Борстахюсене, в такой час и в такую погоду, пытаясь перестать лгать самой себе? Нет уж. Она в точности знала, что будет, если она это скажет, Биргер начнет говорить, и говорить, и говорить, и через полчаса ее собственное воспоминание окажется уничтожено и заменено какой-нибудь его конструкцией. Возможно, чем-нибудь насчет того, что организм требует моциона, и поэтому она отправилась на такую длительную прогулку… Пожалуй. Звучит вполне занудно.

А что она приготовит на ужин, если ничего не купила на рынке? Тут же возникает образ — Биргер и Сюсанна сидят на кухне за столом, воздев ножи и вилки и уставившись на дверь. В полном бездействии. Разинув рот, как птенцы. В ожидании, что вот она придет и напихает им туда еды, как пихала всегда.

А я на них плюну, думает она и ставит ногу на площадку перед рыбацкими домиками.

Да. Именно это она и собирается сделать. Устала она от них. От обоих. Она сбежит.

Мысль была такая привычная и в то же время такая безумная, что Инес улыбнулась. Куда сбежит? Вопрос, конечно. Снова налетел ветер, хватая ее за пальто и трепля сзади, и она скорее ощутила, чем увидела, как прямо перед ней пляшет на ветру рыбачья сеть.

— Я должна идти домой, — снова сказала она вслух сама себе, однако остановилась и ухватилась за кол впереди. Ветер взметнул сеть и набросил ей на лицо. Она подняла руку и машинально отвела сеть прочь. Домой идти все-таки придется. Хотя и не хочется. Совершенно не хочется.

Тем не менее она, естественно, пошла в сторону дома. Даже проверила, висит ли сумка на плече так, как надо, поддернула двумя пальцами перчатки и подтянула их, взялась за оба конца платка на голове, проверяя, завязан ли он как следует, но дела это не меняло. Ей не хотелось идти домой. Это факт, причем такой факт, который она больше не могла игнорировать.

Теперь она уже шла по булыжной мостовой, и чуть впереди горел первый фонарь, от которого она по пути сюда пыталась спрятаться. Но теперь она прятаться не собирается, теперь она войдет в этот мутно-желтый световой конус, а потом шагнет в темноту по другую его сторону. Потому что теперь она — другая. Та, что все-таки призналась самой себе, что часть ее жизни завершена. Бьёрн ведь ушел. Навсегда. Он стал взрослым и знаменитым и поехал в Англию. Он встретится с Элси. И даже если и он, и Элси вернутся в Ландскрону, все равно ничего уже не будет так, как прежде. Он никогда больше не посидит у нее на коленях. Никогда не заснет, прижавшись к ее груди.

Значит, предстоит оставшаяся жизнь. Собственная. Инес не собирается тратить ее впустую. И не собирается позволять другим тратить ее жизнь. И существует единственная вещь на свете, о которой она мечтает, не считая невозможного — повернуть время вспять и вечно жить рядом с маленьким Бьёрном.

Есть взрослые люди, которые учатся в Лундском университете. Это она знает, пусть Биргер и ухмылялся, рассказывая об одном бывшем докере, который вдруг появился в гимназии со степенью бакалавра по химии и физике и пачкой студенческих кредитов, — это в сорок три-то года! — но Инес плевать на все ухмылки. Главное, в принципе такое возможно. Люди ведь так делают. А она почему не может? На мгновение перед глазами опять возникла картинка: она — доцент в трехкомнатной квартире в Лунде, — но Инес устояла перед искушением нырнуть в прежнюю фантазию. Так все равно не будет. Иначе, тысячами разных вариантов, но не так…

Придется мотаться туда-сюда на электричке. Понятно. Она могла бы ездить на лекции и семинары в Лунд несколько дней в неделю, а в остальное время сидеть дома и заниматься. Можно было бы устроиться в комнатке Элси наверху, на чердаке, эта комнатушка годами пустует, Инес только заходит туда время от времени вытереть пыль и пропылесосить. Можно вообще обставить ее заново. Выкинуть старую кровать и туалетный столик и купить бюро, настоящее, красивое бюро и датскую лампу с белым гофрированным абажуром…