Лечебная сила сна - [6]

Шрифт
Интервал

— Хорошо, — сказал Вадик, чтобы что-то сказать.

— Прекрасно! — радостно подтвердил собеседник. — Да к тому же Париж сейчас такой, каким его можно увидеть только в начале весны. И это особенно заметно, когда прилетаешь в Париж из Москвы, — сосед на несколько секунд задумался. — Только в начале весны так можно рассмотреть Париж. В другое время года невозможно.

— Что невозможно? — опять из вежливости спросил Вадик.

— Невозможно разглядеть Париж так объемно, как сейчас. Только весной! Во-первых, уже тепло, и можно с удовольствием гулять, при этом, не жарко. Освещение сейчас такое нежное! Весеннее солнце как-то очень идет Парижу. Именно Парижу. Во-вторых, на деревьях еще нет листвы, и значит, деревья не скрывают архитектуру, поэтому только сейчас можно хорошо и целиком рассмотреть фасады и улицы. Зимой тоже нет листвы, скажете вы. Но зимой гулять не так приятно, и глазеть по сторонам тоже. А главное, зимой не такое освещение. Ну и в-третьих, запахи. Какие сейчас по Парижу гуляют ветерки…

Когда подлетали к Парижу, местное время было одиннадцать утра. Париж был отлично виден, и Вадик приник к иллюминатору. Он искал глазами… и почти сразу нашел то, что искал. Эйфелева башня! Точно, Париж! Вадик улыбнулся.

Их встречали с табличкой. В аэропорту уже звучала со всех сторон громкая, непонятная, и все же очень приятная музыка французского языка. Потом они ехали в микроавтобусе по оживленной дороге. Встретивший их француз объяснил им, что они сразу поедут не в гостиницу, а туда, где пройдут встреча и переговоры, он сказал, что в городе пробки, и они объедут Париж вокруг, и что они едут не в центр города, а в деловой центр, который на настоящий Париж не похож, а, скорее, похож на Америку. Еще он сказал, что этот «деловой» Париж ему не нравится.

Француз был симпатичный, лет тридцати пяти, хорошо говорил по-русски, и был одет в толстый мятый пиджак, а на шее у него был длинный полосатый шарф, повязанный весьма небрежно, но при этом классно. Вадик подумал, что ему нужен и такой пиджак, и такой шарф.

Переговоры начались ровно в час, и продолжались с несколькими перерывами на кофе и какие-то закуски почти до пяти вечера. Вадик выступил в самом начале встречи, сообщение его было хорошо подготовлено, и ему задали только пару вопросов, на которые он быстро и толково ответил. Все остальное время он слушал других, но терял нить и суть. Он начал засыпать, кофе не помогал, и тогда он смотрел в окно. Там был виден город, освещенный весенним солнцем. Город, каких на земле не так уж и много. Точнее, Париж один в своем роде на земле. Вадик это знал, и пытался разглядеть и ощутить в том, что видел за окном тот Париж, о котором он так мечтал.

К концу встречи Вадик уже поглядывал на часы и жалел каждую минуту. Он строил планы: сначала в гостиницу, принять душ, надеть любимые туфли, рубашку и плащ, и сразу же… Куда?! Куда сначала? Вадик не знал, куда. Наверное, к Эйфелевой башне, а там будет видно, времени все равно совсем мало.

Они прощались с французскими коллегами невыносимо долго. Но, наконец, простились.

— Вадик, вы с нами? — спросил Вадика в лифте Геннадий Борисович, начальник отдела, в котором Вадик когда-то начинал работать, а в этот раз он был старшим в их делегации.

— А вы куда? — спросил Вадик.

— Сейчас в гостиницу, а потом в ресторан, — ответил Геннадий Борисович. — Французы угощают, пойдемте с нами.

— Нет. Извините, я хочу прогуляться, — ответил Вадик. — Заскочу в гостиницу и прогуляюсь.

— Да, я забыл, вы же в первый раз в Париже. Конечно, прогуляйтесь, — кивая, сказал Геннадий Борисович, — ты это сегодня заслужил. Отлично говорил, спокойно, профессионально. Молодец! Я шефу позвонил уже, сказал, что все прошло прекрасно и что ты молодец.

— Спасибо большое! — улыбаясь и смущаясь, сказал Вадик.

В гостинице они были без четверти шесть. Быстрые сумерки уже сменил вечер.

— Ну что ж, действуйте по собственному плану, — получив ключи и направляясь в свой номер, сказал Геннадий Борисович. — Встретимся утром на завтраке. — Не забудь, выезжаем в аэропорт в десять от гостиницы.

— Я помню, спасибо, — сказал Вадик, получая ключи.

— И аккуратнее здесь, — подмигнув, сказал Геннадий Борисович, — Париж — не самое безопасное место в мире. Удачи!

Вадик поднялся к себе в номер. Номер был маленький, но очень приятный. Все в нем было приятное и маленькое. Большими были только кровать и окно. Вадик подошел к окну, и обнаружил крохотный балкончик с красивой решеткой. Он вышел на него. Внизу шумела улица.

— Париж! Ядрена мать! — сказал Вадик вслух.

Потом он сел на кровать. Кровать была мягкая-мягкая. Вадик погладил рукой подушку. На таком белье ему не приходилось спать никогда. Но надо было спешить…

В душе Вадик долго, очень долго боролся с настройкой воды. Он никак не мог удержать нужную температуру. То вода была холодная, а то сразу же горячая. Вадик поворачивал кран буквально на миллиметр, и снова ледяная. В конце-концов, удалось найти неуловимое положение крана, и помыться.

Потом Вадик чистил зубы, и даже брился свежим лезвием. Он решил побриться, чтобы чувствовать себя максимально свежим. Но бритье, сам процесс бритья, возбудил утренние ощущения. И Вадик вспомнил и почувствовал тяжесть своего недосыпа.


Еще от автора Евгений Валерьевич Гришковец
Рубашка

«Рубашка» – городской роман. Очень московский, но при этом примиряющий Москву с регионами. Потому что герой – человек провинциальный, какое-то время назад приехавший в Москву. Это короткий, динамичный роман о любви. Один день из жизни героя. Ему от 30 до 40 лет. Есть работа, есть друзья, есть сложившаяся жизнь и… Любовь, которая сильно все меняет.


Театр отчаяния. Отчаянный театр

Роман называется «Театр отчаяния. Отчаянный театр». Эта объёмная книга написана как биографическая история, но главным героем романа является не человек, или не столько человек, как призвание, движущее и ведущее человека к непонятой человеку цели. Евгений Гришковец.


«Весы» и другие пьесы

Пьесы, вошедшие в этот сборник, как и все произведения Гришковца, имеют отношение к современнику, к человеку переживающему, думающему, внимательному. Здесь есть монологи, которые Гришковец исполняет на сцене сам, и пьесы, написанные для постановок в театрах в привычном понимании этого слова. Есть хорошие люди в непростых обстоятельствах, есть тревоги, волнения, радость, забота, трудный выбор… и обязательно надежда. P.S. Не пугайтесь слова «пьесы» на обложке.


Асфальт

«…Я знаю так много умных, сильных, трудолюбивых людей, которые очень сложно живут, которые страдают от одиночества или страдают от неразделенной любви, которые запутались, которые, не желая того, мучают своих близких и сами мучаются. То есть людей, у которых нет внешнего врага, но которые живут очень не просто. Но продолжают жить и продолжают переживать, желать счастья, мучиться, влюбляться, разочаровываться и опять на что-то надеяться. Вот такие люди меня интересуют. Я, наверное, сам такой»Евгений Гришковец.


Как я съел собаку

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Следы на мне

Читая книгу Гришковца, очень легко почувствовать себя автором, человеком, с которым произошло почти то же самое, что и с его героями. Гришковец рассказывает о людях, сыгравших важную роль в его жизни. Какие-то истории, какие-то события — ничего экзотического.Впечатления и переживания, которые много важнее событий. И внимание обращается уже не к героям, а к своей собственной жизни. К себе.


Рекомендуем почитать
Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».