Лазоревый петух моего детства - [15]

— Тогда чего же вы ждете?

— Не торопить события, ждать — вот мой удел.

— И на эту не клюнет, — сказал рыбаку охотник.

Таксист мощно задвигал локтями.

— Я еще с вами договорю. Вы… вы медведь…

— Кстати о медведях… — Охотник придвинулся к шуту (дяде Шуре).

На улице нетерпеливо и нервно загудела машина.

— Кто там сигнал трогает? Руки переломаю! — крикнул таксист. И тут же улыбнулся продавщице, и тут же сказал с печальной надеждой: — Извините, работа.

— Рубль двадцать. За две блесны, — улыбнулась ему продавщица.

Таксист отсчитал деньги.

— Какие вечера у реки. Какие бывают ночи! Соловей мой, соловей…

На улице снова загудело.

— Ноги повыдергиваю! — заревел таксист и выскочил на улицу.

Когда дверь захлопнулась и в магазине установилась мирная тишина, охотник тронул дядю Шуру за локоть.

— Кстати о медведях, — сказал он загадочным басом.

Продавщица спрятала деньги в кассу.

— Трудно, — сказала она.

— Что трудно?

— Трудно быть продавщицей. — Она сунула карандаш за ухо, руки потерла и заговорила чужим, скрюченным голосом: — Продавщица — это артистка. Ее дело — продать залежалый товар. — И добавила уже своим голосом: — Артисткой быть тоже трудно. Когда я торгую, мне говорят: «Вы продавщица и не стройте из себя Дездемону». Когда я играю в самодеятельности, мне говорят: «Вы Дездемона — позабудьте, что вы продавщица». Видимо, артистам и продавцам многое следует забывать.

— Учись, Боба, — сказал Тимоша.

Шут вынул откуда-то из волос пушистую астру «страусовое перо». Протянул ее девушке-продавщице.

— Учись, Тимоша, — сказал Боба.

Девушка цветок понюхала. Улыбнулась задумчиво.

— Цветы, как много в вас смысла. — И вдруг, вероятно вспомнив свои обязанности, спросила шута очень строго: — Вы наконец выбрали что-нибудь, гражданин?

Охотник кашлянул деликатно.

— Кстати о медведях…

Дверь отворилась с мелодичным звоном. В магазин вошла Ольга. Она впустила с собой шум машин, говор прохожих, горький запах осенних садов. Она прошла мимо мальчишек.

— Купите червей, — сказал ей Тимоша. — Первый сорт черви.

— Высший люкс, — подхватил Боба. — Экстра… — Он хотел что-то еще добавить, да так и остался стоять с открытым ртом.

Ольга остановилась у прилавка с пестрым товаром. Боба глядел на ее затылок, на ее черные, как березовый уголь, волосы. Рот у него открывался все шире и шире и захлопывался судорожно.

— Кстати о медведях. Я, можно сказать, спал с медведем в обнимку. Жуткое дело…

Боба наконец справился с зевотой.

— Фантастика, — сказал он. — Не потерплю обмана.

Продавщица вскинула на него фиолетовые от негодования глаза.

— Мальчик, это еще что?

Боба ее не слышал. Он шептал что-то Тимоше на ухо, показывал на Ольгу.

Охотник смущенно откашлялся.

— Балбесы… Жуткое дело.

— Значит, спали в обнимку. — Продавщица поправила волосы.

— Рыжая! — вдруг сказал Боба.

Ольга пригнулась к прилавку, прилипла носом к стеклу. Продавщица уставилась на шута (дядю Шуру).

— Зачем вы сюда ходите? Зачем вы подарили мне астру?

— Рыжая! — еще громче сказал Боба.

— Почему вы молчите? — заплакала продавщица. — Молчите, даже когда меня оскорбляют.

Охотник уже держал Бобу за воротник. Тимоша отбежал к двери. Ольге удрать нельзя: у дверей Тимоша стоит.

В голубых глазах продавщицы блестели голубые слезы.

Боба понял свою ошибку.

— Я не вас, — заскулил он. — Я же знаю, что вы не рыжая.

— Какая вы рыжая, — подтвердил от двери Тимоша. — Вы в прошлый раз были белые, а еще позатот — розовые.

— Белая лучше, — сказал шут.

— Тогда я играла Офелию, — всхлипнула продавщица.

— И розовая хорошо, — сказал шут.

— Тогда я играла Джульетту, — всхлипнула продавщица.

— А я рыжий, — сказал шут. — Я работаю клоуном в цирке.

— Мы не вас, — сказал Боба.

Продавщица еще раз всхлипнула:

— А я обыкновенная. У нас молодежный экспериментальный театр. Мы ищем новые формы. Сейчас я играю мещанку — отрицательный персонаж.

Охотник Бобу встряхнул.

— Жуткое дело. Зачем ты кричал «рыжая»? Кого ты имел в виду?

— Да вот эту, — сказал Боба. — Она и есть рыжая.

Охотник посмотрел на Ольгу.

— Не надо. Не надо оскорблять. Ты же отчетливо видишь, что она черная.

— Прикинулась, — сказал Боба. — Могу биться — рыжая.

— Она действительно рыжая, — вмешался шут (дядя Шура).

— Балбесы. — Охотник выпустил Бобин ворот. — Даже если и рыжая. Нельзя указывать человеку на его природные недостатки.

Продавщица тоже посмотрела на Ольгу. Вспомнив свои обязанности, она спросила:

— Тебе чего, девочка?

— Ружье.

— Ружье?

Ружья стояли в стойке, как строгие черные клавиши.

— Ну, — сказала Ольга, — ружье, которое подешевле.

Продавщица ей улыбнулась:

— Ты, девочка, не в тот магазин пришла. Ружья — игра для взрослых. А взрослые игры не бывают дешевыми.

— Мне не играть. Я кого-нибудь укокошу. — Ольга кинула взгляд на Бобу и отвернулась.

— Что? — воскликнули охотник, продавщица, Тимоша и Боба в один голос.

Шут достал откуда-то балалайку.

— Укокошу, — повторила Ольга.

Тимоша подошел к ней, осмотрел ее со всех сторон.

— Зачем перекрасилась?

— Авантюристка! — сказал Боба. — Мы у нее спросим, зачем она перекрасилась. Сегодня она волосы красит — раз. Завтра маникюр наведет — два. Послезавтра — губы намажет. Рыжая, от нее чего хочешь ждать можно.