Лавка древностей. Том 2 - [12]

— Четверней! прошу покорно! воскликнулъ Китъ, пораженный такимъ великолѣпіемъ. Да ты понимаешь ли, мама… вѣдь ты поѣдешь въ этой каретѣ! Вотъ моя мать, сударь, она къ вашимъ услугамъ, обратился онъ къ незнакомцу.

— Отлично, отлично, сказалъ незнакомецъ. — Вы, пожалуйста, сударыня, не безпокойтесь. Я уже обо всемъ позаботился и вамъ будетъ очень удобно ѣхать. А гдѣ же сундукъ съ новыми платьями и вещами для нихъ?

— Онъ здѣсь, сказалъ нотаріусъ. — Христофоръ, поставь его въ карету.

— Пожалуйте его сюда. Вотъ онъ уже и на мѣстѣ, говорилъ Китъ.

— Теперь садитесь!

Незнакомецъ подалъ руку м-съ Неббльзъ и самымъ деликатнымъ манеромъ подсадилъ ее въ экипажъ, а затѣмъ и самъ сѣлъ рядомъ съ ней.

Взвились ступеньки, захлопнулись дверцы и карета покатила. Мать Кита высунулась изъ окна и, махая мокрымъ платкомъ, выкрикивала сыну разныя наставленія относительно дѣтей, но ихъ, разумѣется, кромѣ нея, никто не слышалъ.

Китъ стоялъ посреди улицы и со слезами на глазахъ слѣдилъ за удалявшимся экипажемъ. Слезы эти были вызваны не прощаніемъ съ матерью, а мыслію о возвращеніи тѣхъ, кого она должна была привезти. «Онѣ ушли отсюда пѣшкомъ, некому было даже и проводить ихъ, а вернутся четверней, подъ покровительствомъ этого богатаго господина, который называетъ себя ихъ другомъ», мысленно разсуждалъ онъ. «Настанетъ конецъ ихъ невзгодамъ и ужъ навѣрно она забудетъ о томъ, что учила меня писать…»

Долго еще думалъ о чемъ-то Китъ, глядя на сверкающія линіи фонарей, такъ долго, что нотаріусъ и м-ръ Абель — они тоже возвратились въ комнаты, когда уже совершенно умолкъ стукъ удалявшагося экипажа, — недоумѣвали, что бы такое могло задержать его на улицѣ.

V

Оставимъ Кита съ его мечтами и возвратимся къ Нелли, чтобы продолжать прерванный разсказъ о ея жизни и приключеніяхъ.

Однажды вечеромъ, слѣдуя, по обыкновенію, издали за двумя сестрами, во время ихъ прогулки по берегу рѣки, Нелли запоздала въ лѣсу. Эти прогулки были единственнымъ удовольствіемъ бѣдной дѣвочки: онѣ хоть на-время отвлекали ее отъ гнетущей заботы. Близость къ двумъ сестрамъ, которымъ она такъ горячо сочувствовала, печальная судьба которыхъ напоминала ей ея собственное горькое одиночество, доставляла ей неизъяснимую радость, хотя эта радость была изъ тѣхъ, что начинаются и заканчиваются слезами.

Вечеръ былъ восхитительный, тишина въ воздухѣ невозмутимая. И небо, и земля, и тихо плещущая вода, и мягкій звукъ едва слышнаго вдали колокольчика, все согласовалось съ душевнымъ настроеніемъ горемычнаго ребенка, возбуждая въ ея умѣ не картины дѣтской жизни съ ея забавами и игрушками, а лишь успокоительныя мысли, умаляющія сердечную боль. Уже стемнѣло; сумерки смѣнились темной ночью; сестры давно уже ушли, а дѣвочка все сидѣла, не двигаясь съ мѣста, чувствуя себя въ этой тишинѣ, въ этомъ общеніи съ природой далеко не столь одинокой, какъ если бы она была въ освѣщенномъ людномъ мѣстѣ.

Она подняла глаза къ небу и стала любоваться звѣздами: онѣ такъ кротко смотрѣли съ своей высоты на міръ Божій. Вотъ она замѣтила одну звѣздочку, которой прежде не видѣла, затѣмъ, вглядываясь пристальнѣе, нашла другую, третью и, наконецъ, передъ ея глазами открылся цѣлый міръ свѣтилъ, утопающихъ въ небесной глубинѣ, безконечныхъ по количеству, вѣчныхъ по своему неизмѣнному бытію. Она наклонила голову впередъ и заглянула въ рѣчку: на зеркальной поверхности воды отражались тѣ же самыя звѣзды и въ томъ же величественномъ порядкѣ, въ которомъ ихъ видѣлъ голубь во время потопа, когда онѣ всматривались сквозь вздувшіяся волны въ горныя вершины, потопленныя на днѣ морскомъ вмѣсіѣ со всѣмъ, что было живого на землѣ.

Молча, едва переводя духъ, сидѣла дѣвочка въ созерцаніи этихъ чудесъ природы и думала, думала безъ конца. Она чувствовала, какъ въ сердце ея мало-по-малу прокрадывается не то, что надежда, а какое-то примиреніе съ судьбой, и она стала равнодушнѣе, покойнѣе смотрѣть на будущее. Въ послѣднее время старикъ началъ отдаляться отъ внучки и это ее мучило больше всего. Каждый вечеръ, а иногда и днемъ, онъ уходилъ изъ дому, и хотя Нелли знала, куда и зачѣмъ онъ идетъ, — онъ ужъ слишкомъ налегалъ на ея скудный кошелекъ, съ каждымъ днемъ принималъ все болѣе и болѣе растерянный видъ, но самъ-то онъ избѣгалъ не только разспросовъ съ ея стороны, но даже и ее самое.

Занятая своими грустными мыслями, дѣвочка и не замѣтила, какъ шло время. Но вотъ на какой-то дальней колокольнѣ пробило 9 часовъ: она встрепенулась, вскочила съ своего мѣста и пошла по направленію къ городу.

Дойдя до мостика, переброшеннаго черезъ ручей, она вдругъ увидила невдалекѣ передъ собой какой-то красноватый оговъ. Вглядѣвшись хорошенько, она догадалась, что это цыгане, расположившіеся на ночлетъ у самой дороги, развели костеръ, вокругъ котораго одни сидѣли, друне лежали. Такъ какъ у нея не было съ собой денетъ, она не боялась встрѣтиться съ ними и скорехонько пошла впередъ.

Когда она приблизилась къ нимъ, ее словно любопытство подстрекнуло посмотрѣть на людей, сидѣвшихъ у костра. Одна изъ фигуръ, отчетливо обрисовывшаяся на ярко пылавшемъ огнѣ, заставила ее остановиться, но она постаралась увѣрить себя, что это не можетъ быть онъ, что ей такъ только показалось, и пошла дальше.