Лавина - [64]

— Кажется невероятным, но факт остается фактом. К сожалению. Дожил в почете и уважении до седин.

— Я его знаю. Он часто бывал у бога-отца на переговорах на вилле. Ведь ему сейчас под шестьдесят. Почему же он так сделал? Неужели этот бедолага не подумал о том, что он подло клевещет на всю семью Бёмеров, на покойников и на сыновей?

— Клевещет? Но ведь ты только что сказала, что все написанное в письме правда.

— Не переиначивай мои слова… Да, ты подписал договор. Но ведь его можно и расторгнуть.

— Нет, Криста, этого я не сделаю.

— Хочешь остаться в этом гадюшнике? Может, я ослышалась? Очевидно, ты крепко там застрял, если уже не можешь вылезти.

— Мочь-то я могу, но не хочу. Пойми же наконец: я принял обязательства.

— Ты еще пожалеешь об этом, — сказала Криста. — Я тебя предупредила. Потом не приходи ко мне со слезами.

На следующий день я поехал в центр развлечься. После разговора с Кристой хотел расслабиться. В музыкальном магазине Шлютера купил долгоиграющую пластинку с этюдами Шопена. И у выхода прямо столкнулся с Матильдой. С тех пор, как я высадил ее у отцовского дома, она не давала о себе знать.

— Вот ты, оказывается, где, — сказала она недовольным тоном. — А я все утро ловлю тебя по телефону.

— Зачем?

— Затем, что ты мне нужен. Я хочу кое-кого посетить, но для этого визита мне нужен свидетель.

Пока мы шли по городу к ее дому, она рассказывала:

— Хорошо, что ты тогда не зашел со мной в дом. Отец вел себя так, будто он мой начальник. Устроил мне, что называется, разнос. Я полчаса слушала его проповедь, не возражая ни словом. Он бросал мне в лицо бог знает какие упреки, еще чуть-чуть — и упрекнул бы меня в отношениях с Хайнрихом. Потом мне это надоело, я встала и пошла к двери. Увидев, что я собираюсь уйти, он смягчился и показал мне комнату на втором этаже. Не комната, а убожество.

— Не у всех такие роскошные дворцы, вроде твоего, — заметил я.

— Я опять живу в своей квартире. Не хочу оставаться с отцом, у него мне тоже будет одиноко. Он просто влюблен в свой завод, такого самозабвения я никогда не замечала даже у Хайнриха… Конечно, у меня нет ни малейшего желания играть при отце роль прислуги, прачки и уж тем более кухарки. Но теперь мы хотя бы снова стали разговаривать друг с другом. Отец сказал, что мне надо заняться наконец чем-нибудь полезным. Так вот я сразу и начну, хотя он строго-настрого запретил мне вмешиваться во все, что имеет отношение к заводу. Но я вмешаюсь, тем более теперь. Если мой отец не сдвинет все с места, то это сделаю я, это мой долг перед Хайнрихом. А теперь мы начнем. Ты поедешь со мной.

— Нет. Я дал слово твоему отцу.

— Ты что, забыл свои обещания, раз стал представителем близнецов? Это было бы подло.

— В мои обязанности, если ты запамятовала, входит также защита предприятия от ущерба.

— Бесподобные обязанности. Поэтому ты и отправишься со мной. Пошли, мы поедем к Гебхардту.

Мы дошли до Принц-Фридрих-Карл-штрассе, где на тротуаре перед домом стояла ее машина. Матильда открыла правую дверцу и жестом пригласила меня сесть; уже в машине я подумал: «Ох, и натворит она бед, а Шнайдер откажет мне в доверии».

Мы поехали в район Крукеля. День был неласковый и холодный. Матильде пришлось включить отопление, чтобы мы не замерзли.

Дом Гебхардта стоял последним в одном из тупичков. Возможно, из-за сырой и холодной погоды палисадник с высокими тисами и разными вечнозелеными кустарниками казался запущенным.

Матильда вышла из машины и позвонила в дверь. Она даже не стала терять времени, чтобы запереть машину.

Нам открыла маленькая полная женщина лет пятидесяти пяти.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Мы хотели бы поговорить с вашим мужем. Я — Матильда Шнайдер. Дело срочное.

Госпожа Гебхардт преградила нам вход своим тучным телом. Матильда, видимо почувствовав, что женщина хочет выпроводить нас, не пустить в дом, прошмыгнула под ее вытянутой правой рукой в коридор, а оттуда прошла прямо в гостиную, дверь которой была широко открыта. Госпожа Гебхардт пришла в такое замешательство, что с трудом повернулась и последовала за Матильдой.

Гебхардт стоял посреди гостиной. Когда я вошел, он крикнул:

— Вон, оба вон! Что вам от меня нужно? Врываетесь просто как разбойники. Да, именно такой я вас всегда себе представлял, фройляйн Шнайдер. Убирайтесь! Немедленно! Вы и так уже причинили достаточно бед!

— Я? Пожалуй, вы, господин Гебхардт, — ответила Матильда. — Давайте-ка сядем, сидя разговаривать удобнее. Господин Вольф пришел, только чтоб охранять меня и как свидетель. Так что прошу.

Матильда предложила Гебхардту сесть, будто хозяйкой здесь была она. Гебхардт и вправду сел, хотя и нерешительно. При этом он взглядом просил о помощи свою жену, которая стояла в дверях и тяжело дышала.

— Вы, конечно, тоже можете присесть, госпожа Гебхардт, — сказала Матильда. — Поскольку, как я полагаю, вы все знаете, то можете спокойно слушать. Садитесь, пожалуйста.

Госпожа Гебхардт послушно подошла к своему мужу, погладила его по голове, как гладят маленьких детей, и села рядом. Его правую руку она, будто утешая, обхватила обеими ладонями.

— Уходите, — тихо произнесла она. — Вы ведь видите, что нервы у моего мужа на пределе. Уходите, прошу вас.