Лауреаты империализма - [29]
Царствующий хозяин Меттерниха, прозванный (без сомнения, придворным шутом) Францем Хорошим, также находит своего прославителя. В то время как министра превозносит профессор, императора восхваляет ректор Вагнеровского колледжа Уолтер К. Лангсэм. Ректор Лангсэм после утомительной исследовательской работы сообщает, что император имел «добрые, но проницательные глаза, аккуратно уложенные волосы и размеренную поступь». В дополнение к укладыванию волос и размеренной поступи император был человеком строгой дисциплины, хотя он «часто вмешивался для смягчения наказаний, по крайней мере, в неполитических делах». О, как велики добродетели новых богов!
Культ Адамсов
Можно упомянуть о еще двух более специфичных героях профессоров из «Голоса Америки» – о братьях Адамс, Бруксе и Генри. И снова перед нами такое обилие недавно изданных книг, не говоря уже о статьях, что ими можно заполнить целую библиотеку. В течение последних пяти лет о Генри Адамсе написаны следующие книги (в хронологическом порядке): «Генри Адамс и его друзья» Гарольда Кейтера, «Молодой Генри Адамс» Эрнста Сэмюэлса, «Французское воспитание Генри Адамса» Макса Бейма, «Промелькнувшая звезда: оценка деятельности Генри Адамса» Роберта Хьюма, «Генри Адамс – ученый–историк» Уильяма Джорди. В издание этих книг внесли свою лепту Гарвардский, Йельский, Корнельский и Колумбийский университеты. Что касается Брукса, то недавно были переизданы его два главных труда «Закон цивилизации и упадка» и «Экономическое превосходство Америки», пространные предисловия к которым были написаны Чарльзом А. Бирдом и Маркизом Чайлдсом, а Корнельский университет совсем недавно выпустил биографическую работу Торнтона Андерсона «Брукс Адамс – конструктивный консербатор».
В этих двух лицах особенно привлекательным является не что иное, как их благородные «консервативные» взгляды. Бирд видит в Бруксе «пессимизм в отношении просвещения, прогресса и цивилизации»; Джорди отмечает пристальное внимание Генри к проблемам смерти и безумия, его глубокий пессимизм, его утверждение, «что человек беспомощен перед лицом сил, которые слишком огромны, чтобы он мог с ними справиться».
Оба Адамса были до мозга костей приверженцами теории превосходства англо–саксонской расы и превосходства мужчин над женщинами. Оба были антисемитами и ярыми сторонниками и пособниками империализма. Брукс хвастался: «Я – экспансионист и империалист» и томился в ожидании, как он говорил, «кульминационного момента» истории – когда «мир будет у наших ног». Оба прославляли войну: «Я, – писал, например, Брукс, – всегда понимаю под состоянием мира проявление упадка. Война – верный признак прогресса». Они хотели, чтобы в школах учили «повиновению, долгу и самопожертвованию», так как «обращение к разуму» было фактически «обращением к хаосу». В действительности, «вселенная представляет собой хаос, [и] человек обречен навечно и безнадежно». «Навечно и безнадежно»? Но тогда, по–видимому, не полностью, ибо в другом месте, будучи в не столь мрачном настроении, Брукс замечает, что «все подлежит исцелению посредством концентрации власти в руках того, кто защитит все общество».
Эти философствующие предтечи фашизма вызывают сегодня бурю восторга. Бирд, например, не поленился написать пятьдесят страниц только для того, чтобы ознакомить читателя с одной из «удивительных» книг Брукса Адамса; Джорди находит, что Генри был «недальновидным в вопросе о евреях» (!), но во всем остальном был зажигательным, выдающимся и т. д. Андерсон – правда, довольно загадочно – говорит об антисемитизме Брукса, о том, что он «безусловно, имел предвзятое мнение в этом вопросе», но в конечном итоге приходит к выводу, что Брукс «оставил массу предвидений и предположений, которые со временем становятся все более приемлемыми».
«Истереть в порошок, как рыбу, которой удобряют почву»
Античеловеческая сущность «нового консерватизма» представляет собой вариацию на тему, выраженную поэтом Робинсоном Джефферсом:
Слуги должны отрицать человечество, поскольку их хозяева хотели бы уничтожить его.
В настоящее время одним из главных идеологических родников реакционной мысли является Рейнгольд Нибур. Вряд ли найдется какая–либо небеллетристическая книга, изданная в наши дни университетским или частным коммерческим издательством, в которой не выражалась бы особая признательность декану факультета и профессору прикладного христианства при Федеральной теологической семинарии за его идеи.
Центральным тезисом Нибура, снова повторенным совсем недавно в его книге «Ирония американской истории» (издательство Скрибнера), является секуляризация доктрины первородного греха. Именно неискоренимая порочность человеческой натуры делает неизбежными и бесконечными его страдания; именно настойчивое отрицание и игнорирование человеком своей порочной природы, о чем говорит его упорное стремление избавиться от страданий, представляют собой главное выражение этой греховности. Поэтому только раскаяние является путем к «спасению». Или, как это излагает Нибур: «Ничто, достойное того, чтобы им заниматься, не может быть достигнуто за время нашей жизни; поэтому нас должна спасти вера». В другой своей работе
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.