Лауреаты империализма - [14]

Не слишком много сказано о забастовке и ее злодейском подавлении, которое показало монополистический капитализм в его обнаженном виде, во всей присущей ему разнузданности: повсеместная коррупция политиканов, обман, террор и расизм, используемые с целью воспрепятствовать организации рабочих, грубое нарушение законов; безжалостная эксплуатация за нищенскую заработную плату, неограниченная продолжительность рабочего дня, полная власть компаний – не только над магазинами и лавками, но и над врачами, похоронными бюро, полицией и священниками; мошенничество и воровство (особенно путем прикарманивания средств, которые должны быть выделены на пособия рабочим за увечья и на пенсии для их семей). А когда рабочие выступили против всего этого капиталистического угнетения, для подавления бунта вызывается колорадская «национальная гвардия», чьи отряды, как об этом говорила официальная комиссия по расследованию причин бойни, «выродились в шайки профессиональных бандитов и проходимцев, которые экономически зависели от шахтовладельцев и покорно подчинялись их желаниям».

В свете всего этого ясно видно, что Невинс образца 1940 года сказал не слишком много, но и оброненных им слов о том, что «злоупотребления были серьезными» и что «забастовщики были правы», оказалось достаточно для того, чтобы вызвать у профессора Граса благопристойный вздох сожаления по поводу некоторой удручающей «противоречивости взглядов» Невинса, выявившейся в этой его книге. Однако у Невинса образца 1953 года мы уже не наблюдаем ничего подобного.

На сей раз сияние фонаря нашего Диогена позволяет нам видеть истину полностью, и вот в книге 1953 года о Рокфеллере мы находим, что бойне в Ладлоу посвящается не шесть страниц, а всего лишь несколько строк, упрятанных в главу, носящую благородное название «Благосостояние человечества» (т. II, стр. 391). Вот эти строки полностью:

«В 1914 году имена Рокфеллера и его сына стали упоминать в связи с беспорядками среди рабочих «Колорадо фьюел энд айрон компани», являющейся убыточной компанией, в которой оба вместе они имели 40 процентов акций. Так как Рокфеллер, которому тогда было почти 75 лет, не проявлял активного интереса к этой компании, эта история относится к биографии его сына»[47].

«Так как Рокфеллеру было почти 75 лет!» Но умер–то он, когда ему было 98 лет, и он ведь до последних дней был в здравом рассудке. И сам Невинс в биографии издания 1940 года (т. II, стр. 686) заявляет, что бразды правления империей Рокфеллеров не находились в руках Рокфеллера младшего вплоть до 1920 года. Более того, «благодеяния» Рокфеллера начинаются фактически после 1914 года (именно после расправы в Ладлоу, вызвавшей в широких народных массах неблагоприятную для него реакцию, Рокфеллер нанимает к себе на службу Айви Ли, одного из инициаторов создания системы «связей с общественностью», и ставит перед последним задачу сделать из него «филантропа»), и Невинс постарался не позабыть отметить эти благодеяния в биографии Рокфеллера.

Невинсу образца 1953 года следовало бы вообще отказаться от поисков каких–либо оправданий и попросту погасить свой слабо мерцающий фонарь, когда он дошел до описания событий в Ладлоу. Ибо действительность Ладлоу разоблачает действительного Рокфеллера – деспотичного, жестокого, ненасытно–жадного, подлинного и типичного представителя монополистического капитала. Лучше бы Невинс, увенчанный лаврами панегирист такого монарха, праздновал эти его величайшие победы... в приличествующем молчании.

Г–н Невинс и расизм

Отмеченный наградами историк монополистического капитала, как и подобает находящемуся в такой роли, не скрывает, что он исповедует расизм и, в частности, «белый» шовинизм. Обильные всходы расизма и «белого» шовинизма можно наблюдать в Невинсе предрокфеллеровского периода, но именно сейчас вновь наступило время их полного расцвета.

Г–н Невинс не страдает узостью взглядов в отношении расовых предубеждений, обнаруживаемых в его работах.

Так, например, он отмечает, что американские индейцы были весьма примечательны тем, что они «усвоили пороки своих [белых] соседей в гораздо большей степени, чем их добродетели», а если индейцы и сделали какой–либо вклад или научили чему–нибудь белых, то об, этом из такого источника ничего нельзя узнать. «Контакт белых и краснокожих» был особенно неблагоприятным, потому что в результате него появилось «многочисленное смешанное население» и, как знает каждый, кто ходит в кино или читает книги г–на Невинса, «эти метисы почти всегда были нежелательным элементом, распутным, жестоким и ленивым»[48].

Так говорится и о кубинцах. В 1870 году народ Кубы восстал против тирании испанской короны, и это вызвало большой дружеский интерес со стороны значительной массы американцев. Некоторые полагали, что правительство Соединенных Штатов поступило бы правильно, если бы выразило свое сочувствие борьбе кубинцев за их освобождение. Но государственный секретарь, сообщает Невинс, был очень мудрым человеком и во время своего пребывания на острове «хорошо видел происходящее» и потому «был весьма низкого мнения об интеллектуальных и моральных качествах большинства населения; он сомневался в способности к самоуправлению этого конгломерата индейской, негритянской и испанской крови...»