Ласточкин хвост - [38]

Голова гайста дёрнулась, будто он услышал нечто неподвластное человеческому уху. Глаза вдруг затянулись сизой дымкой, а тело вновь напряглось всеми мышцами. Один из ремней лопнул, и игла, выскользнув из вены, звякнула о край стола.

— Ну уж нет, — Никлас успел сделать два шага, прежде чем новый порыв ветра толкнул его за порог. Выбил весь воздух из лёгких и заставил зайтись удушливым кашлем. Будто назойливую букашку щёлкнули ногтем ради забавы.

Поднос с инструментами опрокинулся следом, и хирургические скальпели зависли в воздухе напротив него. Острие нижнего указывало в грудь, верхнее — целилось в голову.

— Увы, в этой грустной сказке принцессе не суждено встретить рыцаря… — за стуком хлопающих окон Никлас различил что-то ещё, и оно неотвратимо приближалось — как разрушительный шторм, что шёл на Ньив-Дармун, — всё потому, что он слишком глуп! — Разноголосье сорвалось на визг, и Никлас инстинктивно вскинул руки в попытке заслониться. Он уже не видел, но знал, что лезвия летят точно в цель.

Только в последний миг им что-то помешало на пути. Сбитый с ног, он ощутил последний удар, прежде чем багровый всплеск боли сменился темнотой.

…Дождь идёт второй день.

Склонившееся к земле небо дышит тяжестью. Воздух пахнет осенью. Стонут над головой пожелтевшие ясени, а в солдатских сапогах вовсю хлюпает вода.

— Ты как, салага? Держишься? — от хлопка по плечу Никлас вздрагивает и крепче сжимает в ладонях винтовку. Гладит пальцами деревянный приклад, по которому стекают капли влаги, и это простое действие вселяет в него толику уверенности.

— Держусь, — кивает он.

Седой Кас отвечает довольной улыбкой. По лицу его стекают крупные капли. Одна, похожая на чернильную кляксу, замирает на кончике носа, и рядовой утирается промокшим насквозь рукавом.

— Это ничего. На севере сейчас, должно быть, снег валит, так что мы ещё везунчики, — несмотря на белые, как иней, волосы и ранние морщины, Кас не намного старше. Лет на десять или двенадцать, не больше.

Никто в отряде не знает, что Никласу едва сравнялось четырнадцать. Пришлось надбавить пару лет — благо, что ростом он почти догнал отца, да и голос совсем осип от вечностылой осени. Редко когда в родных краях стояли столь холодные месяцы — не иначе как без магии не обошлось. Да только не ему рассуждать о возможностях имперских волшебников. Его задача простая: рой себе траншею от отметки и до вечера, да укрепляй бруствер, чтоб не обрушилась насыпь, размытая дождевым потоком.

Так длится без малого месяц. Лишь изредка зависшую под кронами тишину разрывают звуки выстрелов.

И вот теперь они уходят из Волчьего бора, потому что леса на юге республики потеряны окончательно. Их осталось только семеро. Семеро из трёх десятков. Здесь больше нечего искать, кроме собственной смерти.

Никлас сглатывает попавшую в рот воду и смотрит на капитана Ротшайна. Тот как всегда собран: лицо застыло непоколебимой маской, но видно, что каждая секунда отдаётся в нём боем внутренних часов. Все семеро замирают в ожидании. Ещё немного и завибрирует земля. Пойдёт мелкой дрожью от железнодорожных путей. А из-за мутной пелены дождя покажется блестящий бок локомотива.

«Чёрный» паровоз, бронеплощадки и контрольные вагоны с путевым инструментом для ремонта — Никлас уже видел такие поезда. И этот, идущий из Дамберга в окрестности Вёрмина, мог стать их спасением. Если только рельсы не повреждены взрывами, что гремели у границы пару суток назад. Тогда им всем придётся несладко.

А пока — время растягивается и сжимается, словно больничный жгут, призванный замедлить кровоток. Минуты сыплются в их земляной колодец одна за другой, и на опушку ложатся сумерки. Успеть бы до ночи.

— Спорим, добегу быстрее, — лицо Седого Каса скрадывают тени, но Никлас знает — тот наверняка улыбается беззубым ртом.

— На что? Опять на тушёнку? — Никлас поправляет съезжающую на лоб шапку. Пальцы совсем окоченели и слушаются с трудом.

Но Кас не успевает ответить. Капитан вскидывает руку, и семёрка бойцов замолкает. Далёкий, едва различимый гул становится ближе. Ещё один взмах, и друг за другом они покидают «грязевые хоромы» — сеть окопов, соединённых глубокой траншеей. Короткими перебежками, прячась за стволами, достигают кромки леса.

Теперь нужно успеть.

Между маленьким отрядом и рельсами — сотня ярдов открытого пространства. Стоит сделать первый шаг, и они всё равно что на ладони. Неважно, сколько имперцев сидит по ту сторону оврага — пуль хватит на всех, кто замешкается.

Никлас чувствует, как страх липким ужом скользит между лопатками. И жёсткий ремень натирает плечо, и неподъёмным грузом кажется налипшая на подошвы грязь. А что, если не добежит? Как там отец со своей покалеченной ногой? Как мать с верещащей на руках малявкой? Глупо как-то выйдет. И бесславно. После месяца рытья окопов…

Бронированный состав замедляет ход, и Ротшайн первым ступает на выжженную землю. Пора. Никлас вслед за остальными срывается с места. Дождь с силой хлещет по лицу, и мир вокруг размывается, превращаясь в одну большую кляксу. Только тёмное пятно мелькает впереди — спина Седого Каса. Своеобразный маяк среди пучины страха. Стальной бок чудища заслоняет небо, и за грохотом колёс он забывает о свистящих пулях.