Ласточкин хвост - [36]

Если бы не шторм, идущий в Ньив-Дармун, их с Тейном ждала бы назавтра красавица LS-129…

II

Мерный стук колёс убаюкивал скрипучей колыбельной. Стоило трамваю разогнаться, как обшивка вагона хлопала железными крыльями на ветру — того и гляди, что взлетит механическое чудище, посыплются шестерни…

Проклятая морось — не поймёшь, то ли снег, то ли дождь, — сеяла всю ночь и прекратилась под утро. Но тучи остались. И прямо сейчас они сжимали Ньив-Дармун в стальных объятиях, не предвещая ничего хорошего.

Сидя в конце вагона, они с салагой смотрели в разные стороны. За мутными стёклами проносились пустые остановки, вывески мелких контор и дымящие вдалеке заводские трубы. Столичные лёгкие были черны, как нутро курильщика. Сердце же — гигантский двигатель, качавший солнечное масло вместо крови.

За годы, что он здесь провёл, Никлас научился смотреть в суть и видеть ржавый довоенный остов под слоем глянцевых афиш. Ньив-Дармун был для каждого свой: он, как зеркало, отражал людские души — заветные желания и потаённые страхи. Для Никласа он сбрасывал блеск и уже не притворялся местом, где сбываются мечты о лучшей жизни. Город видел его насквозь и отвечал тем же — честностью.

Наконец, вагон остановился у Норберт-плаатс, и они с Тейном зашагали по широкой улице. Говорили, в основном, про будущий рейс. Никлас обмолвился, как звонил в офис «Аэр-Републик», и там подтвердили его опасения. Вылет откладывался на неопределённый срок: в лучшем случае — пара дней, если шторм пройдёт стороной, а в худшем — кто знал? Оставалось лишь следить за сводками новостей да чернилами, разлитыми над головой.

— Как думаешь, в небе было бы лучше?

— Может, и так, — Никлас пожал плечами. — Хрен его знает, где теперь лучше.

Он понял, о чём спрашивал салага. За штурвалом дирижабля он мог бы отвлечься от безрадостных мыслей и пусть на время, но заглушить чувство вины перед Рине. Именно поэтому Никлас не захотел оставаться дома в окружении безмозглых кошек. Он ненавидел сидеть сложа руки. Даже если от его участия мало что зависело.

Однако разговор по-прежнему не клеился. В тишине миновали площадь, окружённую новыми высотками, и свернули в проулок, что вёл к республиканскому военному госпиталю. Белое здание высотой в три этажа тянулось на много ярдов вперёд, как и внутренний двор с хитросплетением асфальтовых дорожек. Республика заботилась о своих ветеранах — даже спустя четверть века после окончания войны с имперцами. Причём, забота эта настолько бросалась в глаза, что упрекнуть правительство никто бы не рискнул. Здесь таких, как Тейнов старик, ждали с распростёртыми объятиями.

Насколько знал Никлас, старший Ван Дейк в своё время бывал на Восточном фронте у самой границы и дослужился до звания обер-лейтенанта. Салага как раз родился без него — в разрушенном на половину Старом Дармуне. Бывает же такое под конец кошмара, когда открываешь глаза в надежде увидеть утренние сумерки, а на небе уже вовсю светит солнце. Счастлив был каждый сукин сын, что добрался тогда живым домой…

— Подожди, я быстро.

Тейн скрылся за дверью аптечной лавки, прилегавшей к торцу госпиталя, и Никлас, оставшись на крыльце, закурил. Едкий запах лекарств отчего-то вселял необъяснимую тревогу. Напоминали о себе картинки из прошлого, и шрам на щеке начинал неизменно чесаться. К тому же, он ничего не пропускал: что может быть интересного там, за дверью, окромя бинтов и грелок? Только холод стерильно-белых стен.

На них-то и пришлось любоваться, пока они поднимались на третий этаж. До этого немного потоптались во дворе, ожидая часа посещения, но салага вроде повеселел. Припомнил пару фронтовых баек, рассказанных отцом, и стал больше походить на самого себя. А стоило ему добраться до нужной палаты, как и вовсе засиял.

Поздоровавшись со старшим Ван Дейком, Никлас не стал задерживаться в палате. Зачем мешать разговорам? Главное, выглядел старик неплохо, а с новым препаратом, как обещали врачи, сердце заработает как новое.

Врали и не краснели — в этом они все. Ничего со временем не становится лучше: это он знал наверняка. Любую разбитую чашку можно собрать по кусочкам и склеить, но долго ли она продержится? Месяц, год или чуть больше? Никто не знал, и в незнании было счастье. В эгоистичном порыве обладания чашкой, которая хоть и напоминала себя прежнюю, уже таковой не являлась.

Опустившись на кушетку в коридоре, Никлас бездумно вертел в руках шляпу. Белый цвет пустоты и впрямь успокаивал. Настолько, что в голову начинали лезть совершенно не свойственные ему мысли. Ещё немного, и снова начнёт поучать салагу прописным истинам жизни.

Никлас усмехнулся.

На первом этаже госпиталя взвыла сирена.

III

Лампы на потолке потрескивали, мигая нервными вспышками. Коридор то погружался в полумрак, то загорался мертвенной белизной. Казалось, будто голоса врачей и звук сирены доносится из-за плотного ватного кокона, в котором Никлас вдруг очутился. Само пространство схлопнулось вокруг него, сдавив череп в свинцовых тисках. Это было нечто сродни контузии, и на какой-то миг он даже услышал очередь выстрелов, донёсшихся иллюзорным эхом из прошлого.