Ночь была темна и густа, как сироп. Я пыталась уснуть, глядя в потолок своей спальни под мерное дыхание Бена. Холодное сияние луны, повисшей над улицей, подсвечивало гардины, проливалось из приоткрытого окна, словно талая вода, на его неподвижный силуэт. Прикрыв лицо рукой, он безмятежно спал на спине, не чувствуя моего изучающего взгляда. Повернувшись набок, я сложила ладони под подушкой, ощутив ленивое касание сна, но шорох на кухне спугнул его.
Сев на кровати, я затаила дыхание, прислушалась к звенящей тишине. Воздух застыл, и время будто остановилось. Так случается глубокой ночью, когда до рассвета еще далеко. Жизнь вокруг замирает, окутанная сном. Но в этой давящей безмятежности было что-то неправильное. От нее у меня сердце сжималось. Я спустила ноги на пол, поднялась и осторожно двинулась к двери. Никто не мог преодолеть защитную магию и пробраться в дом, я понимала это, но воспаленной фантазии бесполезно приводить разумные доводы. Медленно, но верно мною овладевала паника.
Открыв дверь, я выскользнула в просторы второго этажа, пересекла гостиную, погруженную в терпкую ленивую темноту, таящую в себе мои страхи и иллюзии. Бесшумно ступила на палас босыми ногами, осмотрелась. Поблескивали углы предметов мебели, лунный свет озарял белые пятна стен и дверей. Мое собственное дыхание казалось оглушительно громким, шорох ворса под ногами резал слух. Я двигалась в лестнице, а тьма ползла следом проворным черным пятном, как отважная и преданная зверушка. Я могла пнуть ее ногой и заставить обиженно всхлипнуть, но не сделала этого — пусть хотя бы она оберегает меня в неизведанном мраке.
Дом остыл, утратил частичку уюта с наступлением ночи. Тонкая ткань нежно-голубых пижамных брюк холодила кожу. Сверху на мне была белая майка на тонких бретелях, я люблю невесомую одежду для сна, но сейчас не помешало бы накинуть что-нибудь на плечи. Перебирая пальцами длинные волосы, я отстраненно подумала о том, как быстро они отрасли. Или я так давно не стриглась? Переложив их на плечо, я опустила руки и посмотрела на перила. Почти коснулась, но тень от качающегося уличного фонаря, скользнувшая вниз и вверх, предостерегла меня. Какой-то частью себя я понимала — не стоит ничего трогать. Исчезли запахи, цвета сводились к одному — черно-синему тону, покрывающему вокруг все полупрозрачной вуалью. Что-то зловещее витало в воздухе.
Неторопливо спускаясь, я обвела взглядом кухню. Просторное помещение как на ладони — стол, стулья, вешалка, мебель вдоль стены и высокое окно. Белые гардины бесшумно развивались, но я не могла припомнить, чтобы оставляла форточку открытой. Молодая зима входила в свои права, тонкий покров снега ложился на сухую землю, и ледяной ветер беспощадно гнул обнаженные деревья. Слишком холодно, чтобы открывать на ночь окна.
На потолке дрожало кружево теней, что отбрасывали колыхающиеся ветви. Пятно, похожее на кошку, скользнуло вдоль стены, заставило меня вздрогнуть, и переместилось вверх. Оно пересекло кухню и стекло на пол по противоположной стене, так быстро, что я не уследила взглядом. Тьма изучала обстановку, пока я глазела по сторонам и прислушивалась к ночи. Было настолько тихо, что в ушах гудело.
Дыхание сбилось. Я только подумала об открытом окне, как страх сдавил горло. Может, оно распахнулось из-за сквозняка? Неплохо, Эшли, но откуда же он мог взяться?! Наверняка это происки злых сил, никак иначе. Я же люблю все усложнять.
Оказавшись у подножья лестницы, снова огляделась, но только темные углы и силуэты предметов безразлично взирали на меня. От шума крови в ушах невозможно было расслышать собственные мысли, и по плечам пробежал неприятный холодок. Охватив себя руками, я шагнула в центр кухни, обошла стол, направляясь к окну, чтобы закрыть, но замерла на полпути. Гардины больше не колыхались, за стеклом неторопливо падали пушистые хлопья снега, пахнуло силой, и я поняла, что уже не одна.
Не чуя пола под ногами, я подошла к обеденному столу — на темной поверхности что-то бледнело, отбрасывая желто-голубое свечение. Я склонила голову, посмотрела на светящийся предмет, и сердце тревожно сдавило. Запечатанный конверт из старой желтоватой бумаги с сургучной печатью и без адресата. Внутренний голос бессвязно вопил, предостерегал от необдуманной глупости, но я не могла не взять его. Дрожащей рукой коснулась шероховатого конверта, он показался необычайно холодным, словно кусочек льда. Как он мог попасть сюда? Ясное дело, его кто-то принес и оставил на самом видном месте, но КТО и КАК?
Меня забило мелкой дрожью, вздох застрял где-то в груди, но замерзшие пальцы пытались вскрыть запечатанный намертво конверт. Но вдруг бумага начала таять. Послание сквозь пальцы стекало на стол густоватой однородной бледно-голубой массой.
Отпрянув от стола, я рефлекторно вытерла ладонь о штаны. Кто-то решил подшутить? Да, очень смешно! Я спала и видела конверты, побывавшие в руках Тома Шермана. Он сказал, что заказчик отозвал их, и мы должны были поверить? Впервые слышу о том, чтобы цель отменяли, но, как бы то ни было, два из трех конвертов распечатаны, личности жертв известны бэлморту-исполнителю…. Он оставит их в покое? Не станет довершать начатое? Я бы поверила, если бы речь шла не о Томе Шермане. Награда за убийство его волновала меньше всего.
