Лароуз - [50]

* * *

На снегоступах из ясеня и оленьих жил Вольфред и девочка пробирались на юг. Проследить их маршрут было легко. Легенда Вольфреда заключалась в том, что они решили отправиться в Гранд-Портедж[115] за помощью. Они оставили в фактории больного Маккиннона с большим количеством припасов. Если бы они потеряли тропу, заблудились, зашли гораздо дальше на юг, чем собирались, никто не стал бы интересоваться, кто такой Маккиннон. А потому они шли быстро, за короткое время преодолев значительное расстояние, и остановились к вечеру на ночевку. Девочка подставила руки и лицо легчайшим дуновениям ветерка, а затем объяснила Вольфреду, с какой стороны дерева лучше пристроить шалаш, научила, как найти в заснеженном лесу хворост, обламывая сухие нижние ветви с деревьев, и показала, где их положить, чтобы можно было всю ночь присматривать за костром и направлять его тепло в сторону спящих путников. Они мирно проспали всю ночь, завернувшись каждый в свое одеяло, и проснулись, разбуженные пересвистом синиц.

Девочка разожгла посильнее огонь, они поели и вернулись на идущую к югу тропу, когда вдруг услышали за спиной страшный прерывающийся голос Маккиннона. Он, спотыкаясь и треща ветками, шел к ним, взывая:

— Постойте, дети мои, постойте, не бросайте меня!

Объятые ужасом, они ринулись вперед, проваливаясь в снег. К ним приблизилась собака, одна из жалких дворняг, прибившихся к фактории, и побежала рядом, с трудом преодолевая снег. Сначала они подумали, что это Маккиннон пустил ее по их следу, но потом девочка остановилась и пристально посмотрела на собаку. Та заскулила, глядя ей в глаза. Девочка кивнула и сквозь ветки деревьев указала путь к замерзшей реке, где можно было бежать быстрее. По льду они понеслись с потрясающей скоростью. Девочка отдала собаке кусок своей лепешки, и вечером, когда они разбили лагерь, поставила вокруг него силки. Шалаш они построили так, что путь к нему пролегал через узкий просвет меж двумя деревьями. Здесь она тоже поставила силок — высоко поднятую петлю, достаточно большую, чтобы в нее пролезла человеческая голова, даже чудовищно распухшая. Они поели сами, покормили собаку и легли спать с ножами в руках, положив заплечные мешки и снегоступы рядом с собой.

Под утро, когда костер почти потух, превратившись в едва тлеющие угли, Вольфред проснулся и услышал где-то поблизости шумное дыхание Маккиннона. Собака залаяла. Девочка встала и показала знаками, что Вольфред должен пристегнуть снегоступы, сложить одеяла и убрать их в мешки. Когда рассвело, юноша увидел, что силок из оленьей жилы, поставленный на Маккиннона, туго затянут. В него явно попалась добыча. Собака тревожилась и порывалась куда-то бежать. Девочка показала Вольфреду, как вылезти из шалаша с другой стороны, и дала ему понять, что он должен проверить все поставленные ею силки, а потом принести всю добычу, которая в них попалась, не забыв при этом снять и забрать с собой жилы, чтобы она могла снова их использовать.

Дыхание Маккиннона звучно разносилось по маленькой поляне вокруг костра. Уходя, Вольфред увидел, как девочка взяла палку, обернула конец сосновой живицей и березовой корой, а затем подожгла. Он видел, как пылающий факел снова и снова взлетает в воздух. Взмахи сопровождались глухим мычанием, наполненным болью. Вольфред был так напуган, что с большим трудом отыскал все ловушки, и ему пришлось перерезать сухожилие силка, в который попал кролик, уже успевший замерзнуть. Девочка закончила свое дело, и они, кликнув собаку, спустились к реке. За их спиной раздавались душераздирающие крики. Они ускорили шаг. К облегчению Вольфреда, девочка улыбнулась и побежала впереди него, спокойная, уверенная в себе. Все же она была еще ребенком.

* * *

Мисс Тоскоу услышала.

— Мэгги, пожалуйста, выйди к доске, — велела она.

Мэгги засунула голову под крышку парты и глотнула через соломинку яблочный сок. Коробочка с этим лакомством была припасена у нее там для экстренных случаев. Она сунула ее под блузку, за пояс юбки. Скромно, с застенчивым послушанием, Мэгги пошла меж рядами парт, едва волоча ноги для пущего драматизма.

— Быстрей!

— Хорошо, мисс Тоскоу.

— А может, мисс Тоска? — спросила учительница.

— Что, мисс Тоскоу?

— Мэгги! Ты сейчас пойдешь в угол и встанешь лицом к стене.

Дети захихикали в предвкушении потехи. Мэгги, обернувшись, улыбнулась им, пожалуй, чересчур мило. Все затихли. Она подошла к углу и встала там, рядом с кулером, лицом к стене.

— Теперь ты узнаешь, что такое настоящая тоска! — воскликнула учительница, становясь прямо за Мэгги.

На этот раз дети рассмеялись по-настоящему. Мэгги пыталась повернуть голову, но мисс Тоскоу этому помешала. Она держала голову провинившейся за виски своими плоскими руками, словно расплющенными от игры в ладушки. У Мэгги заныло под ложечкой. В свое время она сказала Лароузу, что когда кому-нибудь удается вызвать у нее это чувство, ему потом всегда приходится об этом жалеть. Мисс Тоскоу убрала руки от головы Мэгги и начала урок, посвященный дробям. Мэгги стояла и думала. Спустя несколько минут она спросила:

— Простите, мисс Тоскоу, можно мне выйти в туалет?