Лароуз - [42]

Эммалайн вышла из своего офиса и неторопливо поехала домой. Она не забрала у Нолы Лароуза, потому что Питер попросил Ландро не посылать ее за сыном и не приезжать самому. Он знал, что Ноле будет тяжело видеть его родителей. У Питера начинало щемить сердце, когда он вспоминал, как Лароуз подбежал к матери в продуктовом магазине, возбудившись при виде ее, бросив все дела, чтобы сломя голову понестись к ней галопом. Вот почему за ним отправляли сестер или братьев. Тем временем Джозетт и Сноу успели привести Лароуза домой. Они заперлись в своей комнате и проверяли друг дружку на наличие клещей. Сноу постоянно хныкала, а иногда взвизгивала и начинала скакать по комнате. На полу в гостиной Лароуз боролся с Холлисом. Он положил его на лопатки и держал кулак под носом у Холлиса, требуя, чтобы тот сдался.

Холлис застучал рукой по полу.

— Он взял тебя за яйца, — сказал Кучи, сидя на диване и жуя холодную лепешку.

— Только не говори ему об этом! — отозвался Холлис.

— Хочешь попробовать справиться со мной? — хвастливо спросил Лароуз.

Холлис рассмеялся.

— Он задал мне жару.

— Только не говори ему об этом, — сказала Джозетт, выходя из спальни.

— И сколько их у нее?

— Около двадцати, — ответила Джозетт, а потом добавила, дурачась: — Ой, теперь Сноу будет до утра мыться под душем!

Подъехала Эммалайн, и Лароуз первый услышал шум автомобиля. Он выскочил из дома и побежал к нему через двор. Она вышла из машины как раз вовремя, чтобы успеть поймать запрыгнувшего на нее сына. Тот был еще достаточно мал, чтобы повиснуть на ней, обняв ногами за бедра, в расчете на то, что она подхватит его за талию. Он прильнул к матери, а потом откинулся и рассказал про секретный форт в кусте сирени, про нового игрушечного персонажа любимого фильма и про церковную школу для дошколят, куда его водила Нола. Но не про Мэгги. О Мэгги он промолчал. Лароуз смутно чувствовал, что ему не следовало говорить о банши. В связи с Мэгги всегда возникало ощущение чего-то неладного. Но иногда он не знал, в чем дело, пока не начинал рассказывать, как, например, в случае с этим костлявым существом с длинными зубами, которое заходится плачем, когда кто-то должен умереть. О других вещах, о которых Мэгги поведала ему в тайном убежище, устроенном в сиреневом кусте, он не рассказал бы ни за что, потому что она не велела этого делать. Так, однажды она заявила: «Никому не говори, что я тебе открыла эту тайну. Твой отец на самом деле целился в моего младшего брата, твой отец — убийца, твой отец прикончил его, я покажу тебе место, где это случилось, там кровь Дасти впиталась в землю, туда приползли червяки и прилетели грифы, ты можешь сойти с ума, если придешь туда, и ночью его дух будет тебя душить. Там нет даже травы, и она не вырастет ни сейчас, ни в будущем». Но сегодня, к своему облегчению, Лароуз увидел, что трава там прекрасно зеленеет.

— Бииндигег![102]

— А вот и мой мальчик!

Квартиру заполнили друзья миссис Пис, которые все до единого были рады видеть Лароуза. Он был всеобщим любимцем.

— Вот мальчик, который нас уважает, — сказал Сэм Иглбой. — Мальчик, который хочет слушать истории. Ты вырастила хорошего сына, Эммалайн.

Сэм был худ, и красивые морщины расходились вокруг его глаз и рта, из-за чего казалось, будто он всегда улыбается. Единственным его недостатком была глубокая старость. На нем были аккуратно заправленная коричневая клетчатая рубашка, галстук-боло[103] с агатовой брошью, джинсы с ремнем из потрескавшейся янтарной кожи и кроссовки. Каждый день Сэм проходил по несколько миль по коридорам Дома старейшин и окрестным полям. Малверн Санграйт, невзрачная маленькая женщина, сердито посмотрела на него косыми глазами, подозрительно фыркнула и наклонилась вперед на своем ходунке. Глаза у нее были подведены, губы накрашены красной помадой.

— Так значит, вы получили вашего мальчика обратно, — сказала она Эммалайн. Ее волосы были зачесаны на одну сторону и скреплены фиолетовой пластиковой заколкой. — Он такой худой. Они его плохо кормили.

— Просто он растет, — ответила Эммалайн и улыбнулась.

Она теперь улыбалась все время.

Миссис Пис раздала бумажные тарелки и салфетки, а затем поджаренный хлеб[104] и черемуховое желе. Был и кофе. Для маленького гостя развели порошковый апельсиновый напиток. Все приступили к еде — кроме Сэма Иглбоя, который не признавал пищи белых. Правда, он пил кофе.

— Еда бледнолицых тебе бы не помешала, — заметила Малверн. — Посмотри на себя, одни кости.

— Зато там, где надо, у него все в порядке, — вставила Игнатия Сандер, невозмутимо катившая за собой кислородный баллон, и засмеялась так сильно, что ей пришлось заново регулировать подачу кислорода.

— Это слухи, — заявила Малверн. — Лично я ничего не видела.

На ее лице появилось лукавое выражение.

— А ты оставляй включенным ночник, — посоветовала Игнатия. — Вдруг понадобится.

— Эй, — произнесла Эммалайн и кивнула в сторону Лароуза.

Малверн коснулась своей заколки, скривила пухлые красные губы, покосилась на Игнатию и подняла соломенно-серые брови, которые совсем не сочетались с ее иссиня-черными волосами. Потом она съела несколько крошечных кусочков хлеба и сделала несколько глотков кофе. Сэм заговорил с Лароузом на оджибве. Он объяснил, как называются тарелки и лежащая на них еда. Потом рассказал, как готовить еду для духов и как духи ценят, когда о них помнят. Затем он поведал, что духи пребывают во всех вещах и беседуют с людьми оджибве. Что духи являются во снах, а могут наведаться и в обычный мир, и Лароузу нужно всегда рассказывать маме, когда он с ними встретится. Наконец он замолчал и посмотрел в сторону Эммалайн.