Ларин Петр и волшебное зеркало - [34]

— В общем, да, — неуверенно сказал Пётр, который, по правде говоря, не понял ровным счётом ничего.

— На флоте принято отвечать: «Слушаюсь, капитан», — проворчал капитан Раймонд и, не дожидаясь ответа, повернулся к Свистку. — А тебе, свистулька, я очень советую спрятаться подальше и не высовывать наружу свой любопытный нос, пока всё не кончится. Притворись, что тебя нет.

— Ещё чего, — заартачился строптивый Свисток. — С какой это радости? Я…

— Ты отправишься прямиком на дно, если не сделаешь, как я сказал, — предупредил его капитан. — Учти, мне не до шуток. Если ты хоть чуточку предан своему другу…

— Ну, если вы так ставите вопрос… — протянул Свисток. — Что ж, это меняет дело. Но учтите, хоть меня и не видно, я начеку.

С этими словами он свернулся улиткой, спрятал лапки, зажмурился и бесшумно соскользнул в своё укрытие — то есть в карман Петровых брюк.

— Между прочим, — послышался оттуда его приглушённый голос, — здесь намечается дырка. Я могу потеряться!

Пётр не ответил. Он во все глаза смотрел на капитана, озадаченный его загадочным поведением, но капитан уже перестал обращать на него внимание. Он снова стоял у перил мостика, вглядываясь в наползающий туман. Потом он будто спохватился, обернулся к Петру и сказал:

— Тебе лучше спуститься вниз и смешаться с командой, паренёк. И постарайся сделать что-нибудь со своей одеждой. Ты слишком бросаешься в глаза.

«Кому?» — хотел спросить Пётр, но промолчал: капитан явно не был расположен к долгим объяснениям.

Он спустился с мостика и первым делом занялся своей одеждой. Он не знал, что имел в виду капитан, советуя ему не выделяться из команды, но сделал всё, что мог. Для начала Пётр разулся и спрятал кроссовки вместе с носками под бухтой просмоленного каната. Затем он закатал брюки до колен, снял рубашку и обвязал её вокруг головы на манер платков, которые, как он заметил, заменяли половине команды головные уборы. Закончив с этим, он посмотрел на капитана и поймал на себе его одобрительный взгляд. Осторожно ступая босыми ногами по тёплой дощатой палубе, Пётр прошёл на нос. Кто-то подвинулся, давая ему место у фальшборта, и он стал Еместе со всеми смотреть, как надвигается туман.

Честно говоря, смотреть было не на что. Уже совсем стемнело, и носовой фонарь освещал только небольшое пространство перед бушпритом «Каракатицы». Розовый свет фонаря отражался в чёрной воде, и было видно, как на него сплываются рыбы, глупо тараща из-под воды круглые бессмысленные глаза. За продвижением тумана можно было следить только по звёздам, которые одна за другой гасли, проглоченные невидимой серой пеленой. Стоять у фальшборта и смотреть в темноту было скучно да вдобавок ещё и тесно, и Пётр давно ушёл бы, если бы не приказ капитана, велевшего ему находиться в гуще команды. Оглянувшись, он увидел горевший на мостике фонарь — не колдовской, а обычный, масляный — и капитана Раймонда, который беспокойно расхаживал по мостику из конца в конец, время от времени с тревогой вглядываясь в ночную тьму. Собравшиеся на баке матросы молчали. Все они явно ждали чего-то плохого. Чего именно, Пётр не знал, а спрашивать было неловко.

Потом в круг света, отбрасываемый носовым фонарём, бесшумно вползли первые пряди тумана. Косматые, белёсые, они жутковато шевелились над самой поверхностью воды, как щупальца какого-то призрачного морского чудовища. На носу кто-то громко вздохнул и сказал:

— Всё-таки не пронесло.

— Не пронесло, — уныло согласился другой голос.

— Тише вы, балаболки, — угрюмо произнёс бородатый боцман в кожаной безрукавке на голое тело. — Хотите, чтобы, вас услышали?

Разговоры умолкли, и люди начали понуро разбредаться по палубе, потеряв всякий интерес к происходящему. Между тем туман придвинулся вплотную, навис над «Каракатицей» плотной белёсой стеной и вскоре проглотил корабль целиком — от носа до кормы и от ватерлинии до клотика. Розоватый свет фонарей едва пробивался сквозь этот серый кисель; вытянув перед собой руку, Пётр не смог разглядеть собственные пальцы. Туман был сырой и холодный, и голый до пояса Пётр начал мёрзнуть. Заметив это, кто-то из матросов набросил ему на плечи свою брезентовую куртку. Куртка была твёрдая, как жесть, и пахла смолой и рыбой. Пётр благодарно кивнул. Ему сразу стало теплее.

Потянулись тоскливые, ничем не заполненные минуты. Все по-прежнему чего-то ждали. Петру было тяжелее всех, потому что он не знал, чего ждёт. Кроме того, поведение капитана, которое при свете звёзд показалось ему просто загадочным, теперь, в тумане, стало выглядеть попросту пугающим. Похоже, Свисток придерживался того же мнения, потому что не подавал никаких признаков жизни, как будто его и впрямь здесь не было.

Потом в серой туманной мгле возник странный рокочущий звук, показавшийся Петру удивительно знакомым. Капитан Раймонд на мостике вполголоса помянул чёрта; со стороны камбуза донёсся протяжный тоскливый вздох толстого кока. Звук приблизился, стал громче, и вскоре в тумане загорелся красный фонарь. Он трижды вспыхнул и погас; капитан отдал команду, бородатый боцман с огромной неохотой пробормотал заклинание, и на грот-мачте «Каракатицы» потух розовый фонарь, а на его месте разгорелся ярко-зелёный.