Лара - [7]

Горд, хладен, нечестолюбив, — пока

Жизнь только созерцал он свысока,

Но, на арену вызван, стал бойцом,

Стал мятежу невиданным вождем.

Вся стать его явила буйство сил:

Во взоре — гладиатор проступил.

X

Об ужасах к чему твердить нам вновь?

О том, что коршун сыт, что льется кровь?

О переменном счастье боевом?

О силе, все крушащей напролом?

О гари сел, о прахе стен? Она

Была, как все другие, — та война.

Лишь яростью она пылала вся,

Безудержьем раскаянье гася;

Оглохла Жалость, ни к чему мольбы,

И гибнет пленник на полях борьбы;

Одним ожесточеньем полон тот,

Кто, хоть на время, верх в боях возьмет;

В обоих станах жаждут жертв, но их

Все мало им: так много есть живых.

Тушить уж поздно гибельный пожар;

Страну терзает Голод; дик и яр,

Пылает факел Смерти, и Резня

Кидает смех, на жертвы взор клоня.

XI

Внезапным взрывом, опьянившим всех,

Дружинам Лары первый дан успех;

Но он же стал зерном дальнейших бед:

Лишь в храбрости найдя залог побед,

Бойцы уже не слушают вождя,

Слепой толпою на врагов идя.

Разрозненные шайки их, как рок,

Пыл грабежа и мщения повлек.

Бесплодно Лара силится один

Унять неистовства своих дружин,

Бесплодно ищет буйство их смирить,

Кто пламя вздул, тому не погасить;

Лишь ловкий враг пресек бы их подъем,

Учтя разброд и безрассудство в нем.

Отход обманный и налет ночной,

Дневные стычки, нерешенный бой,

Неявка подкрепленья в должный час,

Бивак под ливнем, — не смыкая глаз,

Насмешка стен над пылом храбрецов,

Над выдержкой обманутых бойцов,

Все это — непредвиденно! Они

Как ветераны в боевые дни;

Но каждый час лишения терпеть?

Нет! лучше в схватке, сразу, умереть!

А голод мучит, лихорадка жнет

Ряды бойцов; уже восторг не тот;

Отчаянье растет за мигом миг;

Один лишь Лара духом не поник.

Но тает круг ему послушных: он

Взамену тысяч — кучкой окружен

Отборнейших, но плакать им пора

О дисциплине, презренной вчера.

Надежда есть: граница невдали,

Туда уйти от смут родной земли

И унести с собой в чужую даль,

Изгоев гнев, отверженцев печаль!

Расстаться трудно с родиной своей,

Но умереть иль стать рабом — трудней.

XII

Так, решено! Идут. Готова ночь

Своим светилом бегству их помочь

Бесфакельному, — нежный свет вия

По глади пограничного ручья,

Они глядят: не берег ли? Назад!

Вдоль рубежа — враги, за рядом ряд.

Бежать, вернуться? — но в тылу у них

Знамена Ото, отсвет копий злых!

То не пастушьи ль на горах огни?

Нет: слишком ярки! Не скользнуть в тени.

Надежды нет: окружены. Но вновь

Враг дорого заплатит им за кровь!

XIII

Остановились — дух перевести.

Здесь встретить бой иль напролом идти?

Неважно. Но ударом по врагу,

Что преградил им путь на берегу,

Иные бы прорвали вражий стан,

Ушли бы, — как ни дерзок этот план.

«Мы — нападем! Атаки трусы ждут

И, как награду, только смерть найдут!»

Поводья сжаты, сталь сверкнула враз:

Отвага их опередит приказ,

Хотя со словом Лары боевым

Лишь голос смерти прозвучит иным!

XIV

Он вынул меч. Его спокоен вид;

В нем, явно, не отчаянье сквозит:

В нем холод, что и храбрым не под стать,

Кто человеку могут сострадать…

Взор пал на Каледа: все рядом он,

В нем всякий страх любовью побежден;

Должно быть, сумрак лунной ночи лег

Невиданною бледностью вдоль щек,

Иль мертвенный являл, оттенок тот,

Что в сердце верность, а не страх, живет.

И Лара понял. Руку тронул, — в ней

И в этот час пульс бился не сильней;

Недвижны губы и спокойна грудь;

Лишь взор внушал: «У нас — единый путь!

Отряд погибнет, убегут друзья,

Но с жизнью лишь тебя оставлю я!»

Команда прозвучала. Тесный строй

В ряды врага ворвался. Грянул бой.

Покорны кони шпорам. Звон мечей

И — в быстрой стали — отблески лучей.

Их мужеством восполнено число;

Отчаянье на стойкость налегло;

Смешалась с кровью быстрая волна.

И до зари была красна она.

XV

Ведя, бодря, везде являясь вдруг,

Где враг теснит или слабеет друг,

Рубился Лара, хоть уже терял

Надежды те, что сам другим внушал.

Все знали: бегство бесполезно. Тот,

Кто дрогнул, снова кинулся вперед,

С надеждою воскресшею глядя,

Как враг бежит под натиском вождя:

То окружен своими, то один,

Врезался Лара в строй чужих дружин

Или скликал своих… Проложен путь?

Да, кажется! Он руку вздел — махнуть,

Дать знак! — Но что пернатый шлем поник?

Стрела взвилась и грудь пронзила вмиг!

Жест роковой удару бок открыл,

И гордый знак оборван Смертью был.

Победный возглас замер на губах;

Безжизненно упал победный взмах;

Еще рука сжимает рукоять,

Хоть левая, не в силах управлять,

Роняет повод. Паж перехватил

И Лару, без сознания и сил

Припавшего к луке, стремит вперед:

Быть может, конь из боя унесет.

А бой кипит, и все склубились так,

Что о сраженном и не помнит враг.

XVI

День видит смерть и агонию. Вкруг

Без шлемов головы, клоки кольчуг;

Простерся конь среди кровавых трав,

Подпругу смертным вздохом разорвав;

А рядом тот не вовсе охладел,

Кто шпорою и поводом владел.

Иной упал вблизи ручья, а тот

Журчит, дразня сожженный жаждой рот.

Любой — палящей жаждою объят,

Кто обречен погибнуть как солдат,

И тщетно губы молят об одной

Предсмертной капле — охладить их зной!

В порыве конвульсивном ног и рук

Иной прополз чрез обагренный луг,

Остаток сил истратив, — и достиг,

И над волной, чтобы испить, поник;

Он ловит свежесть, блеск ее и свет…

Чего ж он медлит?.. Жажды больше нет!

Она исчезла — неутолена;