Лапти сталинизма - [78]
Постепенно новые практики отношений и связанные с ними оценки действительности проникали в повседневную жизнь жителя села, становились частью его внутреннего мира. В крестьянской среде постепенно начинали формироваться профессиональные идентичности, важными элементами которых становились место индивида в общественном производстве, взаимоотношения в трудовом коллективе, регулирующая роль государства в системе трудовых отношений. Этот процесс шел неравномерно. Кто-то быстрее воспринимал новые реалии (как сталинские ударники и председатели, руководящий аппарат колхозов), другие предпочитали жить по «дедовским заветам». Столкновение различных принципов и представлений о социальной действительности и месте в ней рядового жителя села рождало конфликт ценностей в их сознании. В определенной мере его следствием был рост конфликтности в повседневной жизни деревни 1930-х годов, присущая ей в то время атмосфера «неудержимой злобы»[497]. Разумеется, в 1930-е годы процесс формирования новых типов идентичности был далек от своего завершения. Но уже тогда в сознании жителей села стали заметны черты, свойственные для новой модели организации сельского социума, в своих основных характеристиках отличные от того типа идентичности, который следует называть крестьянским.
2. Политические ценности и приоритеты
Обращение к абстрактным политическим понятиям, партийным программам, умозрительным построениям и другим атрибутам «большой» политики практически не присутствовало — за отдельными исключениями — в политическом дискурсе северной деревни 1930-х годов. Этому было несколько причин. Прежде всего это оторванность крестьян от политической жизни, их малообразованность, присущая крестьянскому мышлению инертность. На свою политическую неподкованность указывали и сами крестьяне. Житель деревни Коротово Приозерного района А. М. Пирогов в 1933 году писал в Севкрайком ВКП(б): «Если товарищ найдете в моем письме что либо неподходящее с Вашими взглядами и постановкой дела, то я заранее перед Вами извиняюсь, так как я беспартийный, живу в деревне и в политике разбираюсь плохо, а потому в этой части мне надо учиться»[498]. Ссылку на политическую безграмотность можно встретить и в других крестьянских «письмах во власть». Другой причиной являлись особенности политического режима в стране с присущими ему гомогенностью официального дискурса, закрытостью дискуссий, претензией на тотальность пропагандистской картины мира, отсутствием всякой открытой политической борьбы. Во всяком случае, мы не обнаружили каких-либо следов деятельности среди крестьян организованной оппозиции в 1930-е годы — если последняя вообще имела место в СССР. В оценках политической действительности крестьянин исходил из своих, в большинстве своем примитивных, представлений о политике. К этому следует добавить, что проблемы политики, видимо, чаще всего не воспринимались крестьянами как что-то насущное, то, без чего нельзя обойтись в повседневной жизни.
Тем не менее политика иногда вторгалась в их жизнь. В своих «письмах во власть» крестьяне нередко апеллировали к понятию «справедливость». Колхозник из Лешуконского района Г. М. Беляев свою жалобу на исключение его из колхоза начинает так: «Во имя революционной законности, во имя правосудия и искоренения несправедливости обращаюсь к вам…»[499] Житель деревни Конищево П. П. Аркадьев взывал к справедливости, жалуясь на обложение его хозяйства чрезмерно высокой ставкой по хлебозаготовкам, и утверждал, что такое отношение к нему является антагонизмом между коренными и пришлыми жителями Конищева, поскольку все домохозяйства деревни, по его мнению, «имеют уравнение, как наделом землею пашни и колхоза, так и прочими касательно крестьянского быта угодьями в равном количестве»[500]. Ю. Ф. Логинова из Тотемского района писала в «Крестьянскую газету» по поводу возвращения несправедливо отнятого у нее во время коллективизации дома
