Ланселот, или Рыцарь Телеги - [2]

И молвил так: «Быть по сему,

Любые доводы приму».

А он: «Узнайте, сир, чего

Хочу отныне: лишь того,

Что обещали мне вы лично.

Я буду счастлив безгранично,

Коль этого достоюсь я.

Тут с нами госпожа моя,

Вы мне велели ей служить,

Прошу дозволить мне отбыть

С ней в лес, где рыцарь ждать согласен».

Король в печали; безотказен,

Поскольку слово держит он.

Был опечален, угнетён,

Когда согласье дал он вскоре.

И видя королевы горе,

Двор убедился в том, что днесь

Неразумение и спесь

Внушили Кею речь такую.

Король, супругу дорогую

Взяв за руку, заговорил:

«Душа моя, он не хитрил,

Придётся ехать вам при Кее».

Последний молвил: «Поскорее,

О сир, доверьте мне её,

Залогом слово будь моё:

Верну здоровой и живою».

Так вышел вместе с госпожою

И все за ними из дворца.

Тревогам не было конца.

Вот сенешаль уже воитель.

Двух лучших скакунов служитель

На двор выводит между тем.

Скакун парадный, ясно всем,

Достоин дамы августейшей.

Был конь и бодрый, и умнейший,

И не тянул он повода.

Грустна, покорна, но горда,

Садится госпожа в седло

И так вздыхает тяжело:

«Ах, друг, когда бы мне на благо[7]

Вы знали всё, то даже шага

Не дали б мне ступить сей миг».

Хотя и был тот шёпот тих,

Гинабль граф его услышал[8],

Ведь вместе с ней на двор он вышел.

С момента госпожи отъезда

Двор не находит в горе места,

Как будто уж она в гробу.

Не верят в добрую судьбу:

Мол, возвратит её едва ль

Натурой дерзкий сенешаль,

Бог весть к кому её увёз.

Всех опечалило до слёз,

Что у неё такой избранник.

И молвил королю племянник,

Мессир Гавэйн, с глазу на глаз:

«Король, не понимаю вас.

В поступке вашем смысла нет,

Не отвергайте мой совет:

Пока они недалеко,

Мы бы нагнали их легко,

И хватит преданных людей нам.

А я, я не был бы Гавэйном,

Коль в сей же миг не рвался б в путь.

Разумным не сочту ничуть

От сей погони отказаться,

По крайней мере, чтоб дознаться,

Что ждёт владычицу в пути,

Как будет Кей себя вести?»

«Ну что ж, – сказал Артур, – скачите,

Вы куртуазно говорите.

И раз уж волю изъявили,

Велите, чтобы снарядили,

Взнуздали скакунов лихих,

Чтоб нам сей миг воссесть на них».

И вот стоят пред ними кони,

При сбруе, под седлом, в попоне.

Всех прежде он в седло вскочил,

За ним племянник поспешил,

А после сонм тех удальцов,

Что рвались в путь без лишних слов,

В доспехах или как угодно:

Кто вовсе шел без них свободно,

Кто был сполна вооружен.

Гавэйн – тот в латы облачен,

И двое воинов учтивых

Ведут двух скакунов ретивых.

Лишь в лес вошли, в его тени

Коня увидели они.

Конь Кея – стало ясно всем,

И разглядели между тем:

Бредет он с порванной уздою,

Без седока, тропой лесною,

На стремени крови пятно,

Седло в куски раздроблено.

Как только се предстало глазу,

Печаль не сдерживая, сразу

Все переглядываться стали.

Мессир Гавэйн от них подале

В седле красиво восседал,

Он той порою увидал,

Как некий рыцарь появился[9]

На скакуне, что утомился

И, ранен, пóтом был покрыт.

Тот поприветствовать спешит

Гавэйна первым, сей в ответ

Учтиво шлёт ему привет.

И встречный спешился тогда.

Узнав Гавэйна без труда,

Промолвил: «Видите ль, мессир,

Мой взмылен конь, устал и сир,

Не годен он, в конечном счете.

Вы ж двух коней с собой ведете,

И потому просить могу,

Клянясь не быть у вас в долгу,

Воздав достойно за услугу,

Прошу дать в долг иль в дар как другу

Мне одного из них сейчас».

Мессир Гавэйн ему: «Для вас –

Тот, что понравится вполне».

Меж тем нуждавшийся в коне

Не стал гадать и выбирать,

В котором крепче мощь и стать,

Воителем без мысли лишней

Тотчас был избран самый ближний.

Его взнуздал он и помчал,

А прежний конь без чувств упал,

Ведь пострадал немало он,

Был обессилен, измождён.

И рыцарь тот без передыха,

Дав шпоры, в лес пустился лихо,

Мессир Гавэйн вдогон ему

Помчался сквозь лесную тьму.

По склону вниз свой путь направил.

Лишь дол он за собой оставил,

Увидел: конь простёрся в поле,

А он им дарен был дотоле.

Вокруг земля разрыхлена,

Ремней обрывки, стремена,

Куски уздечек на поляне –

Свидетельства недавней брани,

Где бился рыцарь не один.

Взгрустнул отважный паладин,

Что сам участие не принял,

И прочь отъехать не преминул,

Не медлил мига одного.

Узрел он рыцаря того:

Он брел один, понур и нем,

На нём доспехи, ладный шлем,

Меч у бедра, щит на груди –

Он и телега впереди[10].

В тот век телеги, мы вам скажем,

Как столб позора в веке нашем.

Три тысячи иль больше их

Сейчас в пределах городских,

Тогда ж была всего одна,

Одной на всех была она,

Как столб позорный для убийц,

Пройдох, иуд и кровопийц,

Банкротов тяжб, полночных татей,

Что о чужом пекутся злате,

Иль тех, кто, грабя каждый день,

На тракт выходит, взяв кистень.

А осуждённого в том веке

Возили на такой телеге

Средь сутолоки городской,

Был вне закона он, изгой,

И двор его не принимал,

Его чурались, каждый гнал.

Телегу эту млад и стар

Считали горшею из кар.

И так в народе толковали:

Коль вы телегу повстречали,

Перекреститесь сей же час,

Чтоб от беды вас Бог упас.

И вот, коня, копья лишённый,

Уж рыцарь у телеги оной,

Он видит карлу у вожжей.

Как будто кучер, карла сей

Сидел с большим шестом в деснице.

И рыцарь так сказал вознице:

«А ну, скажи-ка, карлик, мне,

А не видал ли в сей стране

Ты королевы лучезарной?».

Тут карлик злобный и коварный

Не пожелал поведать весть,

А заявил: «Коль хочешь сесть

В телегу, коей управляю,