Ламберт Херсфельдский. Анналы - [70]
Король дошел с войском до Хальберштадта, опустошая вокруг всё, что захватил, огнем и мечом. Он отправился также в Гослар, но с небольшой свитой, щадя это чрезвычайно богатое и всегда преданное ему место и не желая впускать туда большое войско и видеть ужасы его разорения. Поскольку войско изо дня в день таяло от голода и жажды, - ибо старые хлеба были уничтожены отчасти огнем, отчасти в результате прокорма такого огромного количества людей, а новые еще не созрели, - и не было никакой надежды окончить эту войну без длительных отсрочек и больших расходов, король, вняв просьбам князей, ушел из Саксонии и, пройдя через земли Тюрингии, где добрался до Эшвеге, распустил войско, получив от князей твердое обещание, что 22 октября они приведут в Герштунген еще большие и блестяще экипированные силы для нового похода.
В это время королю сообщили, что Дитвин, епископ Льежский, украшенный многими достоинствами муж, исполнявший должность священника уже долгие годы, ушел из этого мира>888. Его преемником король при посредничестве герцога Гоцело, ввиду его выдающихся заслуг на войне, тут же назначил Генриха>889, каноника из Вердена, связанного с этим герцогом узами близкого родства. Обязанный королю этим благодеянием Гоцело обещал свое самое активное участие в грядущем походе.
Распустив войско, король спешно прибыл в Вормс. Вскоре после этого Бурхард, настоятель Трирской церкви, который был отправлен с королевским посольством к королю Руси, вернулся назад>890, привезя королю столько золота, серебра и дорогих одежд, сколько никогда на памяти людей не привозилось единовременно в Тевтонское королевство. За эту цену король Руси хотел купить лишь одно - чтобы король не оказывал против него помощи его брату, которого он изгнал из королевства. Однако он вполне мог бы добиться этого и даром, ибо тот, занятый внутренними и домашними войнами, не имел никакой возможности вести войны внешние с народами столь отдаленными. Подарок, дорогой сам по себе, оказался тем более ценен, что был сделан в нужное время. Ибо в результате огромных расходов на недавнюю войну королевская казна была опустошена>891, а рыцари упорно и настойчиво требовали плату за только что завершившийся поход. Если бы он не удовлетворил их требования с королевской щедростью, нет никаких сомнений в том, что он не мог бы положиться на их преданность в оставшейся части предприятия, которая, как опасались, будет по всей видимости самой трудной.
Архиепископ Майнцский>892, разгневанный на епископа Хальберштадтского>893 из-за того, что тот, казалось, был главным виновником того, что саксы не согласились сдаться, решил одолеть его духовным оружием, раз не смог это сделать вооруженной рукой. Он отправил к нему посла и, вызвав на собор, обвинил его в вероломстве на том основании, что тот лично, как военачальник, вел войско в бой против государства и короля, которому клятвенно обещал верность. Под этим предлогом он рассчитывал лишить его епископской должности в случае, если последует исполнение его желания, забыв, что и сам повинен в том же грехе, ибо и он, и все князья королевства, которые ныне стояли на стороне короля, с самого начала были в сговоре в той войне против короля. Но посол из страха перед врагами, через землю которых должен был пройти, задержался и не смог объявить ему о сроке законной отсрочки, как того требовал обычай. Так этот нелепый план рухнул с той же легкостью, с какой был начат.
Тем не менее в этом же году, в октябре месяце, [архиепископ] собрал в Майнце собор. Там среди прочих собравшихся епископов присутствовал также епископ Хура>894, который доставил письма>895 и поручение апостольского престола, в которых [папа] повелевал ему под угрозой лишения сана и должности>896, как и прежде приказывал в многочисленных посольствах, заставить всех священников, которые были в его диоцезе, либо расторгнуть в настоящее время брачные узы, либо навсегда отречься от служения священному алтарю. Когда он хотел это сделать, клирики, которые сидели там со всех сторон, вскочили и так бурно протестовали словесно, так бушевали против него руками и жестикуляцией всего тела, что тот не надеялся уже уйти с собора живым. Наконец побежденный трудностью этого дела он решил никогда больше не поднимать этот вопрос и оставить римскому понтифику лично решить это дело, за которое сам он столько раз безуспешно брался, когда и каким образом тот захочет.
Генрих, епископ Шпейерский, с детским легкомыслием растративший уже почти все сокровища Шпейерской церкви, а имения передавший своим рыцарям в лен в такой степени, что ему самому едва могли выдать на полгода средства из церковных доходов, был унесен внезапной смертью>897. Достойное памяти видение о его смерти видел некий клирик по имени Гузман, который тут же наследовал умершему в его епископстве. Ему привиделось, будто он стоит в Шпейерском хоре вместе с епископом и прочими клириками, как вдруг в хор вошли три мужа: один - преклонного возраста, с почтенными сединами, а двое других -юноши, по-видимому, приданные старику для услуг. Когда они молча простояли какое-то время посреди хора, старец сказал стоявшим вокруг него юношам: «Почему вы медлите исполнять то, что вам было приказано?». А те в ответ: «Сперва, отец, ты должен произнести над ним приговор, а мы без промедления исполним вынесенное тобой решение». Тогда старец сказал: «Из-за многочисленного зла, которое он совершил против этого места и против Пресвятой Богородицы, Богом вынесен приговор, согласно которому он должен быть убит». По этому слову юноши схватили епископа, обезглавили и повесили туловище на древе креста, что стоял, высоко вздымаясь, в этой церкви. На следующее утро клирик, пораженный сильным ужасом, рассказал епископу свой сон, но тому показалось, что он говорит вздор, ибо телесное здоровье и неизменная бодрость во всех членах не давали ему даже мысли о предстоящей близкой смерти. Но вот, на седьмой день, когда он во время вечерни стоял в хоре вместе с братьями, то внезапно почувствовал, как на шее у него появился небольшой, точечный гнойник, который постепенно страшно раздулся и от которого он умер еще до полуночи.
