Ламберт Херсфельдский. Анналы - [71]

После ухода из Саксонии королевского войска саксы и тюринги вновь проводили частые собрания, на которых простой народ с невероятным ожесточением бунтовал против князей, а князья, в свою очередь, против простого народа. Народ негодовал на князей из-за того, что те назойливыми уговорами заставили его поднять оружие против короля, а нынче, когда дело дошло до битвы, сами спаслись бегством, а народ [бросили на произвол судьбы], предоставив врагам бить, топтать и резать его, словно бессловесную скотину. Князья же гневались на народ за то, что в то время как они бросились в бой и, несмотря на свою малочисленность, довольно храбро вели дело, народ в праздном бездействии сидел в лагере и не оказал им, оказавшимся в опасности главным образом из-за напрасных надежд, долгожданной помощи и содействия.

Тогда же все саксы разом гневно ополчились против всех тюрингов, и говорили, что справедливее, мол, вести войну с ними, нежели с королем, потому что в то время, когда саксонское войско обратилось в бегство, тюринги, встречая беглецов на всех дорогах и перекрестках, нападали на них, грабили, терзали и, постыдно обобрав до нитки, изгоняли из своих пределов. Дошло уже до того, что раздоры, казалось, вот-вот приведут к насилию и страшной катастрофе. Но епископ Хальберштадтский и Отто, бывший герцог Баварии, по совету которых главным образом и велась саксонская война, спасительными речами укротили души разъяренной толпы, умоляя во имя Бога, чтобы они, охваченные дьявольской яростью, не повернули ныне в собственное нутро оружие, которое они дружно взяли для возвращения своей свободы, и этой внутренней смутой не придали новых сил и отваги своим врагам, которые одержали над ними столь горестную победу. Кроме того, узнав, что сломленный первой же неудачей народ сильно сожалеет уже об этой войне и одновременно тяготится ею, а также боясь, как бы народ, чей нрав постоянно изменчив и непостоянен, не схватил своих князей и, выдав их королю, не купил их кровью собственное спасение, они вновь предложили им восстановить мир и, поскольку понесенное однажды военное поражение внушило им отвращение и ужас, убеждали их направить теперь все силы на то, чтобы смягчить направленный против них гнев короля.

Всё это с величайшей радостью было выслушано и принято всем народом. Проведя совещание, они тут же отправили к королю епископа Бременского⁸⁹⁸ и маркграфа Удо умолять его именем Бога, чтобы он по крайней мере теперь, насытившись их кровью, положил предел своему гневу и не уничтожал до конца жалкий остаток саксонского народа, уцелевший в ходе жесточайшей резни. Пусть лучше он назначит время и место, куда им можно будет безопасно прийти и защитить свое дело. Они готовы дать ему, согласно приговору всех князей королевства, желаемое удовлетворение за все обиды, которые причинили ему по его словам, короче говоря, предоставить любое удовлетворение, охотно претерпеть всё, что угодно, сохранив разве что жизнь и свободу, если только он отложит на время поход, который, как они узнали, он объявил против них всем князьям королевства. На это король ответил, что не откажет в прощении ни им, ни кому-либо другому, кто предлагает справедливое удовлетворение за свою вину, а что касается столь тяжкого и ужасного дела, то он не желает, да и не должен опрометчиво выносить приговор, пока не соберутся все вместе князья королевства, чьей чести оскорбление королевского величества касается напрямую и чья доблесть так же необходима для ведения войны, как и совет при заключении мира; тем более что саксы уже неоднократно обманывали его, обещая добро и мир. Он назначил своим князьям для сбора войска в поход 22 октября. Так что если они в самом деле раскаиваются в совершенном преступлении, пусть приходят туда и примут за совершенное безрассудство любой приговор, какой сочтут справедливым князья королевства.

Когда саксам сообщили об этом, их охватил сильный страх; они наперебой все помыслы направили на то, чтобы каким угодно способом смягчить гнев короля, заботясь прежде всего о том, чтобы предотвратить поход, который был объявлен против них столь сурово; они помнили, сколько несчастий принес им предыдущий поход и точно знали, что в возобновившейся после бегства войне будут теперь иметь дело с еще более ожесточенным врагом. Итак, они отправили вышеупомянутых послов, а вместе с ними также епископа Хильдесхаймского⁸⁹⁹и приказали им настойчиво умолять о восстановлении мира не только короля, но также и прочих князей; они, мол, обещают любое удовлетворение за совершенное преступление, даже выходящее за рамки законов и их врожденного статуса. На случай, если словам не будет веры, они передали этим послам заложников, скольких те захотели принять, которыми ручались в том, что их обещания не будут нарушены в результате легкомыслия, необходимости или изменчивости внезапно возникших обстоятельств. Но король, узнав по тайным признакам, что они задумали, всеми способами постарался не дать саксонским послам возможности переговорить с ним до завершения приготовлений к походу, а именно, опасаясь, как бы князья королевства, побежденные их мольбами и исполненным раскаяния смирением, не настроились по отношению к ним более милосердно. Мало того, он решил, что как для его чести, так и для его гнева будет более разумным, если только удастся, новыми поводами возобновить старую вражду и разбередить новыми ударами рану, которая, как он опасался, затянулась чересчур быстро. Для осуществления этого намерения он прибегнул к необычной и изысканной уловке. Так, он сделал вид, будто Соломон, муж его сестры, король Венгрии, вызвал его в Венгрию, чтобы уладить споры, которые были между ним и Иоасом, изгнавшим его из королевства, проведя доверительные переговоры с ними обоими.