Ладога, Ладога... - [13]

Полуторке Пети и еще двум машинам регулировщик махнул двигаться палево, и они подъехали к одноэтажному деревянному домику с довоенной вывеской «Клуб». На крыльце стоял худощавый черноволосый мужчина в полушубке.

— Вы за детьми? Начальник эвакопункта, — представился он. — Заходите.

В большой комнате за столом на стульях и скамьях сидели дети — в зимних пальто и шапках; некоторые лежали поодаль на диване. У них были огромные глаза, обтянутые кожей просвечивающие лица. Воспитательница в наброшенном на плечи полушубке читала им книжку:

— «А в Африке, а в Африке, на синей Лимпопо»…

Но дети слушали плохо, кто-то дремал в апатии.

— Не надо Лимпопо, я кушать хочу, — сказала вконец исхудалая светленькая девочка лет пяти.

— Тише, дети, вы уже покушали, а теперь надо потерпеть. — Воспитательница обернулась. — Вот — за нами приехали военные шоферы, они повезут вас через Ладогу!

Меж тем Чумаков разглядывал детей, сидевших в комнате, и глаза его становились такими же большими, как у них. Он хотел что-то сказать, но слова точно застряли у него в горле. И наконец вырвались:

— Как же это так? Чтоб детей до такого… — голос его зазвенел. — Я сейчас! — крикнул он Пете. — Подождите! Сейчас! — И опрометью побежал из дома.

— Давайте собираться! — сказала воспитательница.

Начальник эвакопункта, воспитательница и Петя стали укутывать малышей, завязывать им шапки, платки, выводить из клуба.

— А я никуда не хочу, я лежать хочу, — сказал тихий темноволосый мальчик с запавшими щеками и взглядом старика.

— На Большой Земле отлежишься. — Петя поднял его с дивана и понес к машине.

В кузов постелили брезент, воспитательница усаживала детей плотно — одного к одному.

— Тесней, тесней. Спать нельзя, — внушала она детям. — Толкайте друг друга, шевелитесь… Следите, чтобы никто не уснул, — попросила она Петю.

И в это время к машине подбежал запыхавшийся Чумаков. У него в руках был объемистый сундучок, заветный, добротно сработанный солдатский сундучок. Он швырнул его на доски кузова и стал вынимать сухари, сахар, сгущенку, даже плитку шоколада.

— Что, пришел черный день? — поймав его взгляд, спросил Петя.

— Чернее не бывает! — качнул головой Чумаков. — Кушайте, ребятки. На, пацан, на, девочка. — Он совал детям сахар, сухари, и руки его дрожали.

— Зачем вы дезорганизуете посадку? — огорченно сказала воспитательница. — Они ведь только что поели, а обедать будут на том берегу.

Но дети наперебой тянулись за едой, их глаза умоляли.

— Мне, дядя, пожалуйста, мне!

— Помногу не давайте, для них это смертельно! — предупредил начальник эвакопункта.

И хоть дети плакали и просили, Чумакову пришлось захлопнуть сундучок. Он передал его начальнику эвакопункта:

— Возьмите, другим отдадите. Поехали.

Воспитательница посадила в кабину к Пете светленькую пятилетнюю девочку и темноволосого мальчика со взглядом старика — они были совсем слабы.

— Пусть они здесь едут.

— Тогда я наверх! — сказал Чумаков.

— Лучше вы их поддерживайте, а то они… — попросила воспитательница и усадила девочку Чумакову на колени.

А сама села в другую машину.

Петя тронулся с места.

Дверцы кабины были привязаны веревочками, чтобы в случае аварии было легче выпрыгнуть. Машина спустилась на лед.

Тут холодный ветер сек сильней. Девочка дремала на коленях у Чумакова, а мальчик, сидевший между Чумаковым и Петей, откинулся на спинку и смотрел перед собой сосредоточенными недетскими глазами.

— Тебя как зовут? — негромко спросил Чумаков.

— Константин Иванович Семенов, — привычно и без всякого интереса ответил мальчик.

— А лет тебе?

— Шесть — седьмой.

— Папа у тебя кто?

— Папа солдат.

— А мама?

— Мама умерла.

— А сестры, братья есть?

— Сестра Катя умерла, и тетя Зина умерла, и бабушка Соня умерла, — спокойно сказал мальчик. — Я тоже скоро умру.

— Кто тебе сказал?!

— Доктор. Если в течение трех месяцев не умру, тогда не умру.

Чумаков молчал, потом попросил Петю:

— Останови, посмотрю, как там.

Он выпрыгнул на снег, Петя слышал скрип его шагов, потом скрип досок кузова и голос:

— Ну что вы притихли, как мышата, пошевелитесь хоть! Ну, ну, потопайте ножками! — Он появился у дверцы кабины без полушубка, в ватнике, коротко сказал Сапожникову: — Давай свой полушубок!

Петя без слов снял полушубок и тоже остался в ватнике, Чумаков исчез и вернулся еще с двумя детьми. Сел. сказал Пете хрипло:

— Нажми-ка! — И умостив всех четверых, одного прикрыл полон ватника, другому стал отогревать руки дыханием.

Петя гнал машину навстречу колющему ветру. Чумаков, прижимая детей к себе, говорил:

— Приедете в теплую-теплую Среднюю Азию, а там дыни с корзину, арбузы с колесо, в арыках вода, как в ванне. Скинете пальто — и на песок, загорать. Стой! — попросил он Петю, выскочил из кабины.

Петя слышал сквозь порывы ветра его голос:

— Ну, потерпите еще немножко!

Чумаков вернулся в одной гимнастерке и еще с маленькой девочкой, лицо его сморщилось от стужи.

— Ватник скидывай! Три километра дотянем! И ушанку давай!

Поехали. Чумаков тормошил вновь посаженную:

— Скажи что-нибудь! Ну не молчи! Ну… как тебя зовут?

— Хлебуска… — с трудом разомкнув губы, сказала остроносая с глазами-бусинками девочка.