Ладога, Ладога... - [12]

— С наступающим! — громко сказал он, входя и привыкая к полумраку.

В палатке горела печка, на ней стояла большая кастрюля. Возле печки сидели пожилые санитары, Надежда, а рядом с нем незнакомый Пете лейтенант, лобастый, с непослушной шевелюрой. Это был метеоролог дороги, он расположился здесь по-домашнему, сняв шапку и распахнув шинель, видно, был в медпункте свои человек.

— А, обмороженный, — узнав Петю, кивнул ему один из санитаров.

Петя шагнул к печке:

— Надя, это вам… новогодний подарок с Большой Земли. — И достал из-за пазухи несколько морковок, связанных вместе с парой свеколок и репок. — Букет образца сорок первого года… — И улыбнулся.

Надежда повернулась от печурки, и ее молодое лицо в отблесках огня было удивленным и неприветливым.

— Как говорится, «не домой, не па суп», — смешавшись, проговорил Петя.

Казалось, Надежда сейчас откажется и ответ ее будет резким.

Но тут вмешался метеоролог:

— Почему не на суп? — И взял у Пети «букет». — У нас тут как раз мировой суп намечается, — он пошевелил ложкой в закипавшей кастрюле. — Моя тушонка, ваши овощи, а у Нади самая вкусная вода на всей Ладоге! — И передал овощи санитарам. — Присаживайтесь…

Петя покачал головой:

— Нет, мне ехать надо. — И сказал, обращаясь к Наде: — Надя, я просто забежал вас поздравить и пожелать в новом году…

Надя быстро взглянула на него:

— У меня одно желание: не обмораживайтесь, пожалуйста, больше…

— Ладно, — кивнул Петя.

— Чтоб я вас пореже видела…

Петя посмотрел ей прямо в глаза:

— А вот это не получится… нравится вам это или нет… и вашим лейтенантам! — И, повернувшись, вышел из палатки.

У печурки наступило молчание. Потом метеоролог усмехнулся:

— Решительный молодой человек.

— Да не обращайте внимания… — передернула плечами Надя.

— Ну, напрасно вы так, сестра. По моему, этот запальчивый водитель объяснился вам в любви.

Надя удивленно вскинула на него глаза.

— «Не домой, не на суп» — это ведь Маяковский, — сказал метеоролог. —.. «а к любимой в гости две морковники несу за зеленый хвостик!». Вот как эти стихи кончаются.

— Нужны они мне. — не сразу тихо ответила Надя.

— Морковка — очень! — сказал метеоролог и, взяв у санитара очищенную им морковину, бросил ее в кастрюлю. А без стихов ведь тоже бывает не обойдешься!

Петя ехал по почерней ледовой дороге, освещенной бегущим светом фар, объезжал торосы и полыньи, над которыми лютый мороз поднимал пар. И строчки стихов звучали в нем, согревая его, помогая преодолеть враждебное пространство.

Землю, где воздух, как сладкий морс,

бросишь и мчишь, колеся,

но землю, с которою вместе мерз,

во век разлюбить нельзя…

Бой курантов звучал над дорогой, где, замерзая, дежурили регулировщики; в ледяной воде чинили трассу дорожники; шатаясь от переутомления, работали грузчики; где сквозь взрывы, трещины и полыньи воспаленные от бессонницы шоферы вели машины. И вместе с курантами над дорогой негромко звучали стихи:

Можно забыть, где и когда

пузы растил и зобы,

но землю, с которой вдвоем голодал,

нельзя никогда забыть!

В кузовах машин, на ящиках и мешках было написано: «Вологодцы — ленинградцам», «Фронтовому городу Ленинграду — от омичей», «Новогодний подарок от Узбекистана», «Ленинградским детям — Алма-Ата».

Ледовая дорога встречала новый, сорок второй год, освещенная фарами, в вое снарядов, фонтанах разрывов, огне зениток.

Когда Петя Сапожников выезжал из прибрежной деревеньки, где на опушке леса было расположение его роты, машину остановил помкомвзвода Чумаков:

— Еду с вами на тот берег. Там запчасти прибыли.

Сел в кабину, тронулись. Остроскулое верткое лицо старшины, его цепкие глаза точно обшаривали кабину, он прислушивался к каждому скрипу машины.

— Что ж это у вас, Сапожников, опять тормоз — чем больше жмешь, тем шибче едешь? Куда вы смотрите?!

— Все вперед, — отвечал Петя. — Спать не успеваем, сами знаете…

— Спать — это частное дело, — неодобрительно сказал Чумаков. — А машина… сцепление-то как скрежещет! — с издевкой сказал Чумаков.

Петя искоса взглянул на него:

— Чумаков, ведь вы такой же солдат, как я. И лет вам не сто… если усы сбрить. Ну почему вы всегда сычом глядите? Что вы все ко мне придираетесь?

Чумаков повернулся к нему грозно:

— На личные выпады я начхал! — Но потом усмехнулся: — Характер у меня такой. За это меня на данную должность и поставили. Ведь к тебе не придирайся, из тебя не водитель, а… Ну что это за сигнал! — Петя в это время прогудел, обходя остановившийся грузовик. — Инвалид простуженный! — И перешел на «вы»: — Вернетесь в расположение — за разгильдяйство кухню вымоете!

— Есть! — вздохнул Петя и совсем не по уставу добавил: — С вами так приятно путешествовать!

Они подъехали к Вагановскому спуску. Была стужа, па озере мело.

Перед выездом на трассу их остановили на контрольно-пропускном пункте. Там стоял и генерал.

— Почему порожний? — спросил он у Сапожникова.

— Не было груза на восток, — отвечал Петя.

— Теперь будет. Заворачивай в Борисову Гриву.

На небольшой приозерной станции Борисова Грива стоял длиннющий состав пригородных вагонов с дымками печных труб.

На площади у станции волновалась огромная толпа эвакуируемых, высадившихся из состава. Изможденные, худые люди, почти живые скелеты, укутанные сколько можно теплее, сидели на захваченных из дому пожитках. Их под руки вели и подсаживали в машины, подъезжавшие одна за другой. И здесь, ободряя людей, организуя их, был комиссар дороги.