Кыз-Жибек и белые птицы - [8]

Белые птицы еще летали в стороне, то снижаясь, то сбиваясь в клин. Значит, впереди не было никого, не поставил Бекежан там засаду. А всех, кто мог его задержать, Тулеген уже убил. Вздохнув, сел он седло. Кёкжорга устал и был измучен жаждой, но все же готов был скакать.

Он был уже далеко от озера, когда ветер донес крики оттуда.

— Быстрей, Кёкжорга, надо нам доскакать до людей!

Как ни устал серый иноходец, а преследователи все не могли его догнать. Только один все нагонял. Он был уже совсем близко, и Тулеген узнал Бекежана. Драться с ним совсем не хотелось — Бекежан был и сильнее, и опытней, но делать нечего.

Ветер свистел в ушах, шапка давно слетела с головы, Тулеген боялся, что усталый конь споткнется — и когда стрела ударила его в спину, удивился лишь тому, как далеко бьет лук Бекежана.

Солнце уже коснулось окоема и окрасило алым полоску облаков в вышине. Бекежан спешился и подошел к брошенному у склона дюны нагому телу. Немного пройдет времени — песок скроет мертвеца, обдерет плоть с костей, и если кто и найдет эти кости, то ничего не узнает. Бекежан наклонился, примерился, куда вонзить нож — и тут что-то сильно ударило его по спине, потом по голове. Он отшатнулся — над ним вились большие белые птицы. Двое их было, или трое, или больше — он не мог сосчитать. Они били его крыльями, клевали — и Бекежан не выдержал, закрыл лицо руками, уберегая от крепких клювов глаза, и бросился бежать.

Вскочив на коня, оглянулся. Показалось, что стоят над убитым люди в одеяниях, алых от закатного света. Сморгнул — и морок рассеялся, никого не было там, лишь ветер гнал песок. Теперь Бекежан и сам не нашел бы тело. Ну ничего, старухе можно и другое сердце принести, какая разница?

Смутно было у Бекежана на душе. Соперника-то он убил, а как теперь подступиться к драгоценной добыче? Пока верит Жибек, что Тулеген жив, будет его ждать. А как сказать, что он убит, да чтобы никто не обвинил в его смерти Бекежана? Решил Бекежан подождать. Может, Жибек решит, что бросил ее Тулеген, и разлюбит его. Тогда все сладится само собой.

Одно еще дело оставалось, но Бекежан все тянул с ним и дотянул до осени. Тогда уж решился и поехал в урочище Каранур. Закопченная старая юрта стояла там же, где и в прошлый раз. Вокруг было тихо и пусто, только завывал горный ветер. Бекежан спешился и отдернул дверную створку.

Старуха сидела у очага, кутаясь в лисий полушубок.

— Принес? — спросила она.

— Принес, да не его, — сказал Бекежан. — Едва  я достал нож, как налетели птицы, стали клевать меня и бить крыльями. Пришлось мне уйти, а потом вернулся я на то место и ничего не нашел.

— Что за птицы? — спросила старуха.

— Гуси вроде. Большие очень, белые. У нас тут таких не водится.

— Гуси… — прошипела старуха. — Не гуси то были. Прокляты, прокляты будьте вовек, чтобы крылья ваши почернели и сгнили! Проклятие тебе, Гулаим, и тебе, Айман, однажды я вырву тебе сердце!

Бекежан слушал ее бормотание и едва отгонял от себя обморочный ужас.

Наконец старуха встала. Ничего ужасного не было в ее облике — так, почтенная апа не из бедной семьи, чапан бархатный, золотом шитый, кимешек[29] только черный, как у вдовы, да ожерелья золотые грудь закрывают. Только Бекежан замер, как суслик.

Старуха забрала из его руки сверток сердцем — было то сердце из груди жигита, убитого стрелой Тулегена.

— Дога-а-адливый, — протянула старуха, разглядывая сердце. — Не принес бы мне хоть такого — взяла бы твое.

Старуха повозилась у очага и выпрямилась снова. Потянула с сухой костлявой руки кольцо.

— Женись, женись на Жибек. Возьми вот кольцо — как наденешь ей, так она тебе покорится. А как родит она дочь — принесешь ребенка мне. Это будет твоя плата.

Бекежан поклонился и вышел. Сел на коня да прочь поехал. Посмотрел на старухино кольцо — красивое, золотое, с красным камнем. Такое невесте подарить не зазорно. Повеселел Бекежан. Уж скоро Жибек будет его женой, а что дочь отдать придется — да и ладно. Хорошо, не сына-первенца потребовала черная старуха. От девчонок что проку? Не жалко и отдать.

С того дня, как зацвела степь, Жибек не находила покоя. Каждый день смотрела на юг, ничто не шло на ум, все валилось из рук. «Что-то случилось», — думала она и вспоминала сон, что привиделся ей при расставании.

Как-то услышала, как старший брат Темирбай Болатбеку сказал:

— А если этот Тулеген обманул нашу Жибек, я сам его убью!

— Не может того быть, — ответил ему Болатбек. — Видать, беда его задержала.

И точно — к лету пришли вести, что калмыки напали на кочевья близ Каратениза, что заставы их стоят между южным путем и Жаиком. Сарлыбай созвал батыров, разослал гонцов по степи, то же и в других родах шекты сделали. Но калмыки на берега Жаика не пришли, видать, в кочевьях жетыру дали им хороший отпор, и в этот год род шекты спокойно откочевал осенью на зимовья.

Говорили, что Бекежан ездил к своей родне, аргынцам, а по дороге сразился с калмыками, оттого и дружина его поредела. Бекежан же молчал, и жигиты его тоже ничего не рассказывали.

На следующий год мало кто ездил по степи — боялись набегов калмыков, а хан их Корен похвалялся, что скоро вся степь от Жаика до Каратениза будет под его рукой.