Квартира в Париже - [14]
– Угу, – выдавила я. – Вчера. Должно быть, я забыла.
– Он не сказал, не собирается ли он куда-нибудь?
– Нет. Мы просто встретились.
Я вспомнила его лицо, как он посмотрел, когда я проходила мимо него по лестнице. Мими, привет. Что-то случилось? И его улыбка. Никто так не улыбается как он.
– Ничем не могу помочь, – говорю я. – Извини. – И уже собираюсь закрыть дверь.
– Он сказал, что попросит меня покормить его котеночка, если вдруг уедет, – вдруг вклинивается Камилла, и та кокетливая манера, с которой она пролепетала «котеночек» напомнила мне о ее «милой киске» в день его приезда. – Но в этот раз он меня не попросил.
– Правда? – Женщина явно проявила интерес. – Как… – Может быть, до нее дошло, что я уже собираюсь хлопнуть дверью перед ее носом, потом что она подается вперед, будто собирается войти в квартиру. И, не задумываясь, я с силой захлопываю дверь.
У меня трясутся руки. Тело дрожит. Я знаю, что Камилла, должно быть, смотрит на меня, гадая, что происходит. Но мне сейчас все равно, что она думает. Я прислоняю голову к двери. Не могу дышать. Задыхаюсь. Тошнота подступает к горлу, и, прежде чем я успеваю подавить позыв, меня рвет прямо на до блеска отполированные половицы.
Я поднимаюсь по лестнице и вижу ее. Иностранку. Меня охватывает такая дрожь, что я чуть не роняю коробку из булочной. Девушка, что околачивается рядом с пентхаусом, нечего ей здесь делать.
Я с минуту смотрю на нее, прежде, чем заговорить.
– Bonjour[28] – холодно здороваюсь я.
Она оборачивается, застигнутая врасплох. Отлично. На это я и рассчитывала.
Но теперь настал мой черед удивляться.
– Вы. – Да это же она, из булочной: неопрятная девушка, подобравшая записку, которую я уронила.
Double la prochaine fois, salope. В следующий раз удвою, сука.
– Кто вы?
– Я Джесс. Джесс Хэдли. Я живу со своим братом Беном, – тараторит она. – На третьем этаже.
– Если вы остановились на третьем этаже, то что вы делаете здесь? – Это же логично, думаю я… Расхаживает здесь, будто это место принадлежит ей. Совсем как он.
– Я искала Бена. – Она явно поняла, как абсурдно это звучит, будто он притаился в каком-то темном углу под крышей, и, смутившись, добавила: – Вы знаете его? Бенджамина Дэниелса?
Эта улыбка: лиса, входящая в курятник. Звон бьющегося стекла. Алое пятно на белой салфетке.
– Друг Николя. Да. Однако я встречалась с ним всего пару раз.
– Николя? Это Ник? – Вроде бы Бен упоминал его. – На каком он этаже?
Я колеблюсь. Потом говорю:
– На втором.
– Вы помните, когда вы видели его в последний раз? – спрашивает она. – Бена, я имею в виду. Он должен был быть здесь прошлой ночью. Я попыталась расспросить одну из девушек – Мими – с четвертого этажа, но она не особо помогла.
– Я не припомню. – Возможно, я слишком быстро нашлась с ответом, слишком уверенно. – Но ведь он такой закрытый. Вы знаете. Скорее – как это по-английски сдержанный.
– Неужели? Это совсем непохоже на Бена! Напротив, он бы уже давно подружился со всеми в доме.
– Явно не со мной. – По крайней мере это правда. Я пожимаю плечами. – В любом случае, может быть, он уехал и забыл вас предупредить?
– Нет, – возражает она. – Он бы так не поступил.
Помню ли я, когда видела его в последний раз? Конечно. Но сейчас у меня перед глазами проносится наша первая встреча. Два месяца назад.
В разгар жары.
Он не понравился мне. Это было понятно сразу.
Сначала я услышала смех. Слегка пугающий, каким часто бывает мужской смех… В нем чувствовалась демонстрация собственного превосходства.
Я была во дворе. Работала в саду, в тени… Для других садоводство – это форма творческой самоотдачи. Для меня – способ контролировать окружение. Когда я сообщила Жаку, что хочу ухаживать за маленьким садом во дворе, он не понял.
– Есть специальные люди, мы можем заплатить, они все сделают за нас, – ответил он мне. В мире моего мужа людям можно заплатить за все.
Конец дня: свет тает, жара все еще угнетает. Из-за кустов розмарина я наблюдала, как они вдвоем вошли во двор. Сначала Ник. Затем незнакомец с мопедом. Примерно того же возраста, что и его друг, но он отчего-то казался старше. Высокий и худой. Темноволосый. Он держался достойно. Наполнял пространство вокруг себя уверенностью.
Я заметила, как друг Ника сорвал веточку розмарина с одного из кустов. Как прижал ее к носу, вдохнул. В этом жесте было что-то самонадеянное. Сродни акту вандализма.
Затем к ним подбежал Бенуа. Новичок подхватил его на руки и прижал к себе.
Я застыла.
– Ему не нравится, когда его кто-то держит, кроме меня.
Бенуа, предатель, повернул голову, чтобы лизнуть незнакомцу руку.
– Привет, Софи, – заговорил Николя. – Это Бен. Он поживет здесь, в квартире на третьем этаже. – Гордый. Хвастается другом, как новой игрушкой.
– Рад познакомиться с вами, мадам. – Затем он улыбнулся ленивой улыбкой, отчасти такой же самонадеянной, как и жест, с которым он оборвал куст. Я тебе понравлюсь, читалось в нем. Я всем нравлюсь.
– Прошу вас, – ответила я. – Зовите меня Софи. – Когда он обратился ко мне «мадам», я почувствовала себя столетней старухой, хотя это было вполне уместно.
