Квантовая теория недопоцелуев - [42]

Я не слышу ее ответа, но сопутствующее хихиканье предполагает, что ответ – «да».

После пожеланий доброй ночи (целомудренных) Саре-Кейт я возвращаюсь в свою комнату и открываю ноутбук, но Тесс не появляется даже через два часа, когда я ложусь спать.

На контрасте со вчерашним вечером утром у нас хмурое настроение. Сара-Кейт уезжает рано, чтобы провести день с родителями; те немногие ученики, на которых совершенно забили их семьи, начинают турнир по видеоиграм в медиазале; а Лео, Эви и я выжидаем в рекреации. Наши родители едут вместе, так что мы договорились встретиться с ними в ресторане в час дня.

Мама пишет мне в полдень: «Почти на месте. Кажется, будет некрасиво».

Я не делюсь этим с Эви. По ее лицу я могу понять, что она ничего другого и не ожидает. На выходе из школы она уходит в себя. Эви становится такой, когда у нее стресс, и лучше оставить ее в покое. Лео старается к ней не приставать, но очевидно нервничает из-за встречи с ее семьей и время от времени тянется к ее руке или пытается начать разговор, чтобы набраться уверенности, однако не получает от Эви никакого отклика. Общение с матерью отнимает у Эви все эмоциональные ресурсы.

Наши родители вчетвером ждут нашего приезда в вестибюле, и, несмотря на утреннее напряжение, я искренне рад увидеть маму и папу. Я всегда буду благодарен за возможности, которые открыл для меня Ньютон, но уезжать от них в четырнадцать лет было тяжело.

Эви знакомит Лео со своими родителями, и я чувствую, что мама специально не смотрит на меня, когда она называет его своим парнем. У нас не те отношения, чтобы мы могли поговорить о подобном по душам, но она не слепая.

Отец Эви пожимает Лео руку и говорит:

– Поздравляю с «Фронтиром».

А ее мать смотрит на него взглядом «не начинай».

Мы садимся за стол с видом на открытый участок нашего кампуса. Летом он красивый и зеленый, но в конце ноября пейзаж сер и пустынен.

Ресторан – а-ля фуршет, так что у нас самообслуживание. Когда мы рассаживаемся, то обсуждаем еду: что вкусно, что похоже на любимые домашние блюда, что неприемлемо оригинально. Потом Бет говорит:

– Ну, Лео, расскажи, как вы с Эви познакомились.

Лео улыбается ей и отвечает:

– Наши взгляды встретились в переполненном кабинете физики.

Эви поворачивается к своему отцу.

– У него было совершенно прекрасное решение задачи с волчком.

Ее отцу это явно интересно, но тут в беседу врывается мать Эви:

– Значит, у тебя тоже математический профиль.

Она говорит это так, как будто собирает анамнез, и Эви вспыхивает.

– Нет, физический, а я занимаюсь кодингом с Калебом. Но физика и математика на этом уровне вполне взаимозаменяемы. – К слову о физике и математике, – говорит Эви.

Ну, понеслась.

– Я знаю, ты волнуешься из-за «Фронтира», но я поговорила с Анитой, и мы согласились, что поездка туда – верное решение для меня. Значит, я так и поступлю.

Я горжусь ею. Она произносит это не как вопрос, и пусть я хотел бы взять ее за руку, ей это не нужно. Лео смотрит в свою тарелку, желая – я уверен, – чтобы открылся портал и забрал его подальше отсюда.

Мать Эви откашливается.

– Ты добилась большого прогресса, Эви, но ты не обдумала все как следует. Вспомни, что произошло в прошлом году. Еще один подобный стресс…

– Бет, – прерывает ее отец Эви. – Ты же слышала: она сказала, что поговорила со своим психотерапевтом. Она этого хочет. Мне кажется, ты не понимаешь, насколько все серьезно. Мы должны ее пустить.

Он переводит взгляд с меня на Лео и на моих родителей, но Бет не дает никому ни единого шанса заговорить.

– Лиам, в прошлом году ее увозили из аэропорта в инвалидном кресле. У нее была истерика. А помнишь, как два года назад мы нашли ее всю в слезах, забившуюся в угол торгового центра? А когда мы отпустили ее в тринадцать лет, потому что ты думал, что она выдержит, а она вернулась домой и не разговаривала месяц? Так что нет. Я не обязана ничего ей разрешать, особенно ехать туда, где она чуть не сломалась окончательно меньше года назад.

Я ненавижу то, какой она изображает Эви. Да, все это было. Но она умолчала об очень многом. Я хочу сказать: «Вы помните, как она построила картонный кораблик и выиграла сто долларов, потому что он продержался на плаву дольше остальных, даже тех, что делали взрослые? Вы помните, как она спланировала “охоту за предметами” по всему городу на десятилетие Джоэла по тридцати девяти подсказкам, потому что это были его любимые книги? Или как она всю ночь сидела со мной, когда умер наш пес, а я мог плакать только при ней?» Не то чтобы я думал, что все это поколеблет убежденность Бет, но я хочу, чтобы Эви помнила, кто она такая.

Уйдя в своим мысли, я пропускаю часть разговора.

Отец Эви говорит:

– Это вызывает не математика. Большинство из нас до ужаса нормальны.

– Большинство из вас не такие, как она, – отвечает Бет. – Может, ты готов рискнуть, потому что обижен на нее. Чтобы тебе не пришлось расстраиваться из-за того, что у тебя нет ее дара. Но математика этого не стоит. Ни для Эви. Ни для меня.

Отец Эви открывает рот, чтобы ответить, но не успевает. Эви, которая, как и все мы, наблюдала за всем этим в тихом ужасе, встает и уходит к дверям. Я иду за ней и, оглянувшись, бросаю родителям: