Квадро - [7]

Стоящая под трибуной, толпа баранов радостно блеяла, вторила козлу, ведущему их даже не на бойню, хуже. В мир без ограничений".

– Помните? Свобода слова… Вам нужна была свобода хамства! Свобода гадить в газетах и книгах, унижать без опаски получить промеж рогов.

– Вы не понимаете!

– И тогда не понимали, – огрызнулся Сэлфиш. – Что могли понимать пяти-восьмилетние ребятишки? А? Мы лишь пялились на киоск, в котором блестел глянец журналов. "Откровение московских шлюх!" и соответствующая иллюстрация. Мы не понимали и половины, но впитывали. А вы! Вы, истекая похотливой слюной, покупали, жрали, давились и требовали добавки! Свободы слова! И побольше голых баб на обложках. Первые видеосалоны помнишь? Червонец, и заходи, кто хочет. На "Эммануэль", "Дикую Орхидею" и прочее. И после этого ВЫ удивляетесь вечеринкам нынешних студентов, где покраснеет сама Чичоллина. Скажите, Вам этого было не нужно? Спрос родил предложение. Сколько вы хотели, столько вам и дали. А дерьма вы хотели много.

Старик мучительно покраснел, не иначе как вспоминая собственную коллекцию порноизданий и кассет. А Сэлфиш безжалостно добивал:

– Еще? Может, вспомнить Вам рухнувшие памятники? На пьедесталы Вы возвели дрянь и накипь. Вы растили поколение Бандитского Петербурга, Слепых, Бешеных и прочих убогих. Ублюдочные родители, вы еще возмущаетесь собственным детям? Хотя… кого вы могли воспитать? Вы, считавшие свою страну помойкой, а страну врага раем. Вы, возведшие в герои Сахарова, Резуна, Солженицына и Волкогонова, поливающих грязью Ваших отцов и дедов. Втоптавшие в грязь все сделанное вашими родителями их веру и мечту, требуете уважения и "морали" от своих детей?

Старик затрясся, нервно сжимая сухонькие кулачки. Колкая, едкая правда жгла глаза и огрызки его душонки.

– Замолчи, – истерически выкрикнул "Истинный Демократ", "Совесть Нации" и просто омерзительный человечек.

Сэлфиш поднялся. Продолжать разговор было бессмысленно.

– Ты грязь.

Старик сполз в лужу, судорожно тиская упаковку лекарств.

– И место твое в грязи.

Сэлфиш отступил на полшага назад, не давая брызгам долететь до своего плаща.

В глаза старику смотрело будущее, сюрреалистическое, нереальное, где родители превращаются в ненужный хлам, сдаваемый в дома престарелых. Будущее, за которое они так боролись, к которому стремились, презрительно перешагнуло через них. Поколение, чьи деяние и попустительство разрушили Империю, умирало в презрении собственных детей. Они так стремились уничтожить Систему, ненавидимую ими, разрушить, сломать, сокрушить. Так стремились, что забыли простую истину. Любое разрушение порождает лишь мусор и грязь на котором хорошо зреют сорняки, безжалостные ко всему, и в первую очередь к родителям, которые для них лишь перегной.

Шаг четвертый

Ангелина – королева красоты

Ветер рвал ночнушку, ехидно водя ледяным языком по голому телу. Перемигивающиеся звезды смаковали бесплатный стриптиз, лишь луна стыдливо прикрыла глаз, изогнувшись многонамекающим полумесяцем. Ангелина застыла на парапете лоджии, наслаждаясь суровой ночью. Миллиарды звезд с удивлением посмотрели на новую, зажегшуюся на далекой земле. Тлеющая сигарета слегка вырывала у тьмы четкий девичий профиль.

– Ангелина, – позади появился парень. – Ты не спишь?

Девушка даже не повернулась.

– Уходи.

– Что?

– Пошел вон.

– Ты чего?

Ангелина медленно повернулась. В ее взоре всколыхнулась тьма Орка.

– У-хо-ди, – по слогам повторила она.

– Ты совсем сдурела?

Ангелина шагнула вперед. Короткий взмах, незадачливый кавалер сгибается вопросительным знаком. Лакированый ноготь утонул в мякоти подбородка.

– Будешь орать, разбужу Зубра. Понял?

Ангелина отвернулась, ночь уже не казалась такой прекрасной. Стылый ветер не терся в возбуждении, а мерзким старикашкой прокатывался рядом, звезды были слишком далеко, луна же закрылась грозовым кавалером. Фары одинокой машины насмешливо мигнули.

– Ангел? – На этот раз позади возвышалось два метра чистой силы. Зубр. Он провел ладонью по ее волосам. – Что случилось?

– Ничего. Тут кто-то подумал что если с ним легли в постель, ему все можно.

Чужое сердце дернулось, пересиливая боль от нового рубца. Время остановилось. Маркиз де Сад – ребенок в сравнении с часами, что ускоряются в радости и медлят в горе.

Черный рассвет.

Сборы, марафет, повелительный взгляд на маске лести.

– Зубр, пошли.

Дверь хлопнула. Цезарь все еще смотрел вслед ушедшим.

– Блудливая тварь, – процедил он.

Колизей Города ревел тысячами голосов слышимых лишь избранным.

"Ave, Caesar, morituri te salutant!"

Песок арены – аспидные тротуары и снег простыней. Трезубец – глубокое декольте, сеть – облитые тушью ресницы. Ретиарий цирка. Сотовый надрывался, грозясь выпрыгнуть из чехла. Ангелина развернула "лягушку".

– Привет. Почему не звоню? А ты деньги мне положил? Нет. Вот и не звоню. Хорошо. Ложи. Перезвоню.

"Лягушка" скользнула обратно, в лоно чехла. Ангелине было безразлично, пополнит ее счет собеседник или это сделает другой. Главное уже прошло, и побежденный платил за поражение. Девушка улыбнулась своим мыслям. Интересно сколько из тех, что прошли через ее постель и лоно, считали себя победителями? Наивные. За минуту тупого, животного наслаждения, они расплачивались месяцами покорности. Но то – удел проигравших, а ее удел – восторженные взгляды и рукоплескания на арене вечного Колизея.