Квадратное время - [77]

– Пожалуйста, отведайте под ушицу расстегаев с вязигой{211}.

Несколько минут меня не беспокоили, вежливо и предупредительно предоставив возможность погрузиться в еду, и это оказалось весьма кстати: аккуратность и бесшумность процесса потребовали полного внимания.

Наконец я насытился и откинулся на стуле, чем немедленно воспользовался Виктор Александрович.

– Могу ли попросить вас рассказать, в каком полку служили? – напыщенно спросил он.

От неожиданности я едва не потерял дар речи. Первая рациональная мысль: «В советских журналах бестселлер Ильфа и Петрова давно публикуется{212}, а эмигрантские издания подхватили почин, и крылатая фраза товарища Бендера пошла в народ как шутка…»

Однако догадка долго не продержалась – ни у одного из присутствующих не появилось на лице и тени улыбки! Лишь после ощутимой заминки я нашелся с ответом.

– Не успел. К сожалению, в революцию мне четырнадцать едва стукнуло, – с напускной стыдливостью ответил я.

При слове «революция» собеседник поморщился – видимо, больше привык называть «величайшее событие двадцатого века» бунтом или мятежом, поэтому в попытке сгладить неловкость я торопливо дополнил свое досье:

– Увы, перед вами – всего лишь недоучившийся студент-электрик из Питера.

– Так вы, стало быть, дворянин? – в лоб поинтересовалась одна из барышень.

– Разумеется, – легко соврал я. Как мне хотелось избежать этого вопроса!

Нет чтобы сразу развернуться от стола да свалить подальше от колючих осколков империи! Но зачем-то остался, хотя еще в борьбе с супом по услышанным обрывкам фраз понял: эти точно спросят. Им – важно! Более того, отказ от статуса в сложившейся ситуации грозит в лучшем случае безнадежным игнором. В худшем придется в куда менее приятной обстановке объяснять разницу между непонятным современной науке, а значит, очевидным шпионом Коршуновым и вполне состоявшимся в кругах скаутов – а также делах ГПУ и финской контрразведки – дворянином Обуховым.

Поэтому я лишь слегка запутал ситуацию заранее продуманной легендой.

– Уж этого-то никакие большевики не могли меня лишить! Ох, бедные мои родители, они исчезли в декабре семнадцатого. Просто ушли однажды вечером проводить знакомого, и больше никто и никогда их не видел. А через два года комиссары – или бандиты, кто уж их там разберет, – разграбили и сожгли наш дом… – Я отрепетированно шмыгнул носом.

– О, несчастное дитя! – вторила мне старушка, супруга генерала.

– Мои соболезнования, – чуть склонила голову ее сиятельство.

– Но позвольте, позвольте… – вдруг поспешно вмешался Виктор Александрович. – Стало быть, вы никак не могли поступить в университет раньше двадцать первого, скорее двадцать второго, по моему разумению! – Собеседник подобрался, как будто готовясь к удару. – Алексей, вас в Гельсингфорс каким ветром занесло?!

– Попутным, – неудачно пошутил я в ответ.

– Стало быть, попутным? – переспросил генерал, который, как оказалось, внимательно вслушивался в беседу. – А то нынче у нас ветры-то все разные будут!

– Два месяца как из большевистского концлагеря, – поспешно объяснился я в попытке погасить назревающий конфликт. – Арестовали меня чекисты еще в двадцать шестом за контрреволюцию, год промариновали в камере Шпалерки, а потом – бессудно сослали на Соловки. Но я сумел сбежать по пути с Кемской пересылки сюда, в Финляндию.

– Один, стало быть, бежали? Или со товарищи? – В голосе Виктора Александровича послышалась явная насмешка. – А коли кругом болота, как выбирались?

– В лесу – как дома! – Стараясь соответствовать, я манерно вскинул вверх подбородок. – С детства в скаутах, мы часто ходили в трудные походы, пока коммунисты не разогнали ячейку{213}. Да и потом… Хоть и реже, но продолжали тренировки в надежде на скорый возврат адмирала Колчака, а после его гибели… Мы просто ждали чуда.

– Ох, простите меня великодушно, – извинился собеседник, впрочем, по-прежнему без особой симпатии, скорее в странной задумчивости.

Наверное, он считал, что любой честный дворянин обязан подростком уйти вместе с белой армией и сгинуть «за веру, царя и отечество» где-нибудь между Вологдой и Иркутском.

Видя отсутствие в собеседниках веры, я резко добавил реализма:

– Представьте себе, от Белого моря без малого месяц шел в обход всех дорог и деревень. Пришлось питаться сырой рыбой и корой деревьев, тонуть в болоте, переплыть множество рек и несколько озер в ледяной воде, ночевать без костра, укрываясь мхом, прятаться, убегать от погони, от собак, от крестьян, от пуль чекистов и пограничников. Сколько раз думал о неизбежной гибели, но всякий раз удача была на моей стороне.

Наконец-то мои слова смогли если не поколебать предвзятость Виктора Александровича, то хотя бы вызвать любопытство.

– Бесценный опыт! Вам непременно нужно познакомиться с капитаном Гранбергом, новым начальником отряда русских скаутов в Финляндии.

Ну ничего себе подстава! Этот тип, чего доброго, и настоящего Обухова может знать!

– Позвольте поинтересоваться… – вмешалась госпожа председатель. – А какие знакомства вы водили в Санкт-Петербурге?

«Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу…» – отметил я про себя, но вслух поспешил озвучить следующую заготовку, дающую возможность избежать проверки знаний родословной троюродных дедов в привязке к топонимике северной столицы: