Квадратное время - [11]

В отличие от глухой одиночки тут выходящая в коридор стена имела широкие, забранные прутьями решетки окна, такой же была и дверь. Ни дать ни взять зоопарк.

Едва переступив низкий металлический порог, я невольно замер. Радость – наконец-то хоть людей увижу! – сменилась ожиданием страшной и, как я помнил по книжкам, неизбежной прописки.

Тем более удивили первые тихие слова:

– Пожалуйста, раздевайтесь, товарищ. – Мне навстречу в одном белье поднялся с лавки мужчина лет пятидесяти. В тусклом, только нарождающемся свете зари, проникавшем из двух окон на противоположной стене, на его голове неестественно блестела лысина. – Вы недавно с воли? Хотя пустой вопрос, и так ведь видно. Я камерный староста, Фохт Георгий Карлович{24}, если вам угодно. Тут уже девятый месяц, веду бухгалтерию, коли так можно сказать, почти как до ареста, в Древтресте.

Не успел я толком удивиться, как он вытащил откуда-то из-за спины растрепанную тетрадь и, быстро вписав в нее мою фамилию, имя и отчество, проставил номер.

– Будете семьдесят девятым{25}, – сказал он и добавил, видя мою нерешительность: – Да вы не тушуйтесь, тут же «библиотечная»{26} камера! Ничего не своруют, боже вас упаси, даже шутить про это не надо! Вон посмотрите… – Он показал рукой куда-то вглубь. – У нас свой академик-библиотекарь есть, Дмитрий Иванович{27}, я вас позже представлю – конечно, если желаете. А пока пойдемте, постараюсь пристроить вас на место, только, ради бога, идите тихо и не наступите ни на кого – люди же спят.

Постепенно разглядел камеру – большую комнату площадью квадратов в семьдесят. Потолок сводчатый, поддерживаемый посередине двумя тонкими металлическими столбами, серый, так что глазу не за что зацепиться. Зато пол устроен куда интереснее, вернее, до него еще надо было добраться. На высоте сантиметров сорока вся камера была покрыта настилом, на котором в определенном порядке лежали спящие: у боковых стен – в два ряда, головами к стенам, ногами внутрь камеры, посередине – головами к центру. Между каждыми двумя рядами оставалось по узкому проходу. В тех местах, где спали люди большого роста, зазора не было.

Несколько человек приподнялись и с любопытством рассматривали меня.

– В этом проходе, налево, под щитами, третье место свободно. Ложитесь, – прервал мои мысли Фохт. – Не будут пускать – пожалуйста, настаивайте, место там есть.

– Как под щитами? – в панике переспросил я.

– Ну да, на полу, – совершенно спокойно подтвердил бывший бухгалтер. – Да вы не удивляйтесь, все новички так начинают. Месяца через два, если не переведут куда-нибудь, переберетесь на верхний ярус.

Только тут до меня дошло, что под сплошной людской массой на настиле есть второй, не менее плотный слой людей.

Делать нечего, аккуратно протиснулся между обращенными друг к другу ногами двумя рядами и нагнулся к полу в указанном месте. Желание лезть в кучу спящих, ползком под доски, в вонючую темноту, резко пропало. Тем более за окнами постепенно светало, и я решил вернуться и докемарить на свободном пятачке у двери.

– Что же вы, товарищ? – опять приподнялся староста. – Не положено так, охрана ругаться будет.

– Не хочу беспокоить спящих, – попробовал оправдаться я.

– Так бы и сказали, что страшно с непривычки, – хмыкнул мой первый камерный гид. – Приспособитесь, хотя… – Он задумчиво поскреб пальцами лысину. – Одежонка у вас, товарищ, справная, организм молодой. Есть местечко получше, но рядом с уборной, так что там открыто окно все время, неприятно пахнет и холодно. Зато не так тесно, пойдемте!

Мы протиснулись вперед до самой стены. И действительно, в углу располагались две койки, занятые спящими, между ними просвет сантиметров в тридцать. На полу – вообще никого.

– Берите тюфяк и ложитесь здесь. – Староста с трудом подавил зевок. – Хорошее место, не кривитесь, еще благодарить будете.

И ушел досыпать.

С трудом и отвращением я пропихнул соломенный матрас и занял свое новое место жительства. От унитаза, к которому стояла вечная очередь, по полу тянулся густой и отвратительный запах. Каждые несколько минут шумел слив воды.

Меня вновь охватило чувство унизительной безнадежности. На прежнем месте можно с ума сойти от одиночества, и тут не лучше, никуда не деться от людей, ползучей липкой вони, грязи и…

Черт возьми! Да тут все в клопах!

Только чудом, а скорее благодаря пройденной школе одиночки я сдержался от крика.

Заснуть все же не смог.

Уже примерно через час в камере стало проявляться какое-то шевеление. Некоторые осторожно поднимались и приближались к умывальнику, становясь в очередь.

– Подъем! Подъем! – донеслось из коридора.

Поднялся и староста.

– Товарищи, пожалуйста, поднимайтесь, закуривайте! – теперь уже громко предложил он.

Все зашумело и зашевелилось: послышались разговоры, смех, легкая перебранка. Мало мне было миазмов туалета – теперь по воздуху поплыли сизые клубы удушливого махорочного дыма. Верхние щиты снимались, их вместе с тюфяками быстро и ловко вытаскивали куда-то в коридор, за решетку. Из-под них поднимались спящие на полу. В один момент в камере образовалась такая непроходимая толкучка, что непонятно было, как все эти люди умещались здесь ночью. Шутка ли, более чем по одному заключенному на квадратный метр!