Кузнечики [=Саранча] - [6]
Игнятович: Болеет? Ты что говоришь? Куколка моя, иди сюда, дедушка посмотрит!
Дада берет дочь за руку, хотя та и не собиралась подходить к деду. О чем она и говорит.
Алегра: Лучше не надо. Мне мешает запах дыма. У меня на него аллергия.
Нужно ли напоминать, что и ребенок, когда говорит, говорит быстро. И сама также копирует детскую речь, также пискляво и тягуче, выделяя каждую букву.
Игнятович начинает смеяться, совсем как Дед Мороз. Просто так, считая, что так смеется любой дедушка.
Игнятович: Да какая аллергия, Бог с тобой! Это ты немножко простудилась. Ты мороженое ела, признайся дедушке?
Алегра: Боже сохрани, дедушка! Какое мороженое! Ты же знаешь, что у меня очень чувствительное горло!
Игнятович: Сердце мое, и как это она со мной разговаривает! Прямо как взрослая!
Игнятович, смеясь, как подобает дедушке, наклоняет ее голову к себе, чтобы поцеловать.
Дада этого не любит, да и ребенок тоже. Алегра прячется за мать, которая заслоняет ее, как будто дедушка болен холерой.
Алегра: Мама!
Дада: Папа, пожалуйста… давайте лучше я позавтракаю.
Игнятович: А, конечно, давай, поешь чего-нибудь!
Дада даже не сдвигается с места, просто ждет, когда Игнятович уйдет. Потом поясняет.
Дада: У меня повышенная кислотность.
Алегра продолжает стоять рядом с мамой. Она тоже хватается за живот.
Игнятович: Ой, господи! Чтобы сказала моя покойная жена: у ребенка язва.
Дада: Язва? Перестаньте! Я думаю, что это все-таки гастрит.
Игнятович хочет дотронуться рукой до живота Дады. Она, конечно, уворачивается. Алегра при этом оказывается перед мамой. И кашляет. Игнятович останавливается.
Игнятович: Вы вдвоем похожи на какое-то тесто, которое из одной квашни перелезает в другую.
Дада вздыхает, ждет. Игнятович тоже ждет, что ему что-нибудь скажут.
Дада: Папа, если вы закончили…
Мама и дочка смотрят на стол с разложенными бумагами, билетами, книгами. Потом смотрят на трубку, на коробку с табаком и на носовой платок.
До старика Игнятовича в конце концов доходит. Он начинает торопливо собирать свои вещи.
Игнятович: Ой, а что же ты не скажешь! Я сейчас…
Вы понимаете, что и мать, и дочь начинают нервничать. Это понятно, потому что завтракать в таком беспорядке невозможно. К счастью, Игнятович быстро все убирает.
Дада: Не обижайтесь, пожалуйста.
Игнятович: Еще чего! Обижаться! Поешь хорошо, слышишь? Ты такая худая!
Игнятович выходит из кухни. Дада добавляет ему вслед.
Дада: И, папа!
Старик, как какой-то несчастный пес, делает пару шагов.
Игнятович: Да?
Дада: Вы никуда не уходите? Милан хотел с вами поговорить. О чем-то очень важном.
Игнятович: А, хорошо, хорошо. Я буду дома. Он хочет поговорить? Пусть поговорит. Ты не знаешь, о чем?
Дада пожимает плечами. Алегра делает то же самое.
Алегра: Откуда маме знать? Она не вмешивается в ваши отношения.
Дада кивает головой. Игнятович верит ей. Он стоит так, как будто забыл, что надо идти. Тогда Алегра напоминает ему.
Алегра: Деда! Ты можешь подождать его там.
Алегра делает то, что воспитанный ребенок никогда себе не позволит. Она пальцем указывает ему на дверь. Игнятович выходит.
Затемнение
В это же время на другом конце старого города, на другой кухне, в другой старой квартире, загроможденной мебелью того же стиля, за столом сидят Симич и Надежда. Симич все также в своем самом лучшем костюме. Его плащ и портфель, переполненный его мыслями в переплетах, лежат рядом на стуле. Все очень похоже на квартиру Игнятовича. Только все на много меньше. Как бывает в квартирах великана и самого маленького карлика. Надежда держит электронный аппарат для измерения давления.
Надежда: Дайте руку. Не эту, другую.
Симич слушается, как ребенок.
Надежда: Вот так.
Надежда готовит аппарат. Нажимает на кнопки. Аппарат начинает жужжать — работает. Они ждут результат.
Надежда: Хотя вы выглядите уже лучше. На улице казалось, что вы вот-вот упадете. Дайте-ка я посмотрю! Сто тридцать девять на восемьдесят девять. Отлично! Как у юноши!
Симич: Это точно? Это устройство хорошо работает?
Надежда: Оно не ошибается. Мы можем измерить еще раз.
Надежда нажимает на кнопку, аппарат жужжит. Они ждут.
Надежда: Вы действительно выглядите на много лучше. Цвет лица вернулся. Что же с вами, если стало так плохо? У вас что-нибудь случилось?
Симич: Ничего.
Надежда: Что-то должно было случиться. И успокойтесь. Вы не умрете. Зачем вы постоянно это повторяете?!
Однако Симич ничего не говорил.
Симич: Но я же ничего не говорил.
Надежда: «Я умираю, я умираю, я умираю…» Вы повторяете это постоянно.
Симич: Но я действительно не…
Надежда: Ну, вот: сто тридцать восемь на восемьдесят восемь. С вами все в порядке.
Симич: Невероятная точность.
Надежда: Я вам говорю. Как у молодого.
Симичу немного стыдно. Он встает.
Симич: Да ладно, прошу вас… А вы врач?
Симич: Нет. А что?
Симич: Ничего.
Надежда: А что, только врачи могут мерять давление?
Симич: Я этого не говорю… Удивительное устройство. Я просто спрашиваю, зачем оно вам?
Надежда: Так. Просто, чтобы было. Оно всегда кому-нибудь нужно. Только чем чаще вы меряете, тем больше болеете. Все идет от головы.
Симич: Что-то случается и из-за болезни.
Надежда: А болезнь приходит из головы.
![Семейные истории [=МамаПапаСынСобака]](/storage/book-covers/8c/8c2bda7ef4b3806759e4a8d8e700e47ac25b1ec6.jpg)
«Клево! Потому что жизнь сурова». Так поют дети, которых играют взрослые актрисы. И играют клево, и жизнь, в которую они играют - сурова. Хотя, что перед нами дети, понимаешь не сразу. Подумаешь, детская площадка. Ну, игрушками забавляются. Едят кашу из песка. Мало ли куда заведет театральная условность! Может, это все должно обозначить проблему всеобщего инфантилизма.
«Супермаркет» — снова история о затхлом западном мире, где ничего никогда не меняется, так что героям несколько раз приходится жить в одном и том же дне. Место действия — школа для детей эмигрантов — в сущности, представляет собой витрину.Неясно, в какой стране находится школа (то ли Австрия, то ли Германия), неясно, почему в ней всего два ученика, причем одна из школьниц — дочь директора. Директор на протяжении всего действия пытается всучить регулярно навещающему его журналисту собственное диссидентское досье, якобы выкупленное им у органов.
Эта замечательно правдивая история о людях, находящихся в сложных семейных и любовных взаимоотношениях. В одной из ремарок Срблянович пишет: «Все персонажи постоянно едят», поэтому зал ресторана с живой джазовой музыкой знаменитого трио Евгения Борца — лучшее место действия. Впрочем, персонажи, как и положено саранче, с удовольствием едят и друг друга, так что наблюдать за ними интересно. Тем более, что финал у этой истории, с легким мистическим привкусом, довольно необычный и даже загадочный.«Я часто слышу о „новой драматургии“, так вот, на мой взгляд, пьеса „Саранча“ прекрасный, живой образец этой самой „новой драматургии“, только предстающей не в виде выхолощенной мрачной фантазии, а как очень жизненный и художественно точный слепок с повседневности.
![Белградская трилогия [=С Новым годом, Белград!]](/storage/book-covers/11/11898e91ebbe2a2f09c9e87ac1b10c16cb166300.jpg)
Действие «Белградской трилогии» происходит в Чехии, Австралии и Лос-Анджелесе. Практически все герои — эмигранты из Сербии. Несколько частных историй, которые разворачиваются под Новый год на разных полушариях, должны проиллюстрировать, как плохо жить вдали от родины. Независимо от того, нуждаются ли герои пьесы в чужом краю или вполне обеспечены квартирой, работой и семьей, они чувствуют себя в эмиграции крайне неуютно. Внешне вроде бы никаких трагедий не происходит. Братья Кича и Мича Йовичи, обитающие в Праге, собираются добыть денег на пропитание, выиграв конкурс на лучшее исполнение мамбы.
Главный герой пьесы, Карл, как мы узнаем позже, — эмигрант из Европы. Из какой именно страны он приехал, неизвестно. Однако в самом начале пьесы Карл — типичный представитель класса богатых одиночек, который, наконец, дождался своей очереди на покупку квартиры в престижном доме. Его квартира-студия поражает чистотой и дорогими вещами. Однако ничто не радует героя, он ведет скучную размеренную жизнь обеспеченного нью-йоркца.В пьесе Америка представлена как бездушная страна денег, где платят за все, в том числе за улыбку, вежливое обращение и доброжелательный взгляд официанта.
Мученик Фестиан, растерзанный львами на арене Большого цирка, попав в рай, усомнился в справедливости и отправился задавать вопросы и получать ответы.
Пострадав в результате несчастного случая, богатый аристократ Филипп нанимает в помощники человека, который менее всего подходит для этой работы, — молодого жителя предместья, Абделя, только что освободившегося из тюрьмы. Несмотря на то, что Филипп прикован к инвалидному креслу, Абделю удается привнести в размеренную жизнь аристократа дух приключений. По книге снят фильм, Intouchables, который в российском прокате шел под названием 1+1. Переведено для группы: http://vk.com/world_of_different books на http://notabenoid.com/book/49010/.
Я никогда не могла найти своё место в этом мире. У меня не было матери, друзей не осталось, в отношениях с парнями мне не везло. В свои 19 я не знала, кем собираюсь стать и чем заниматься в будущем. Мой отец хотел гордиться мной, но всегда был слишком занят работой, чтобы уделять достаточно внимания моему воспитанию и моим проблемам. У меня был только дядя, который всегда поддерживал меня и заботился обо мне, однако нас разделяло расстояние в несколько сотен километров, из-за чего мы виделись всего пару раз в год. Но на одну из годовщин смерти моей мамы произошло кое-что странное, и, как ни банально, всё изменилось…
В пьесе «Голодные» Сароян выводит на сцену Писателя, человека, в большой степени осознающего свою миссию на земле, нашедшего, так сказать, лучший вариант приложения душевных усилий. Сароян утверждает, что никто еще не оставил после себя миру ничего лучше хорошей книги, даже если она одна-единственная, а человек прожил много лет. Лучше может быть только любовь. И когда в этой пьесе все герои умирают от голода, а смерть, в образе маленького человека с добрым лицом, разбросав пустые листы ненаписанного романа Писателя, включает музыку и под угасающие огни рампы ложится на пол, пустоту небытия прерывают два голоса — это голоса влюбленных…
«Дыхание жизни» — пьеса «на двоих», для двух актрис «за пятьдесят», имея в виду, что молодость, о которой они вспоминают в наши дни, пришлась на конец 60-х. Одна приезжает в гости к другой, которая теперь в уединении живет на острове. Приезжает, чтобы поговорить о мужчине своей жизни. Который был у них один на двоих. То есть это разговор о мужчине их жизни, при том, что одна, если верить ее словам, никогда ему не изменяла, он был для нее — единственным, а молодость другой прошла в радостях молодежного протеста, то есть в вольных американских и английских компаниях, где нравы, известно, не были строгими.
Материал для драмы «Принц Фридрих Гомбургский» Клейст почерпнул из отечественной истории. В центре ее стоят события битвы при Фербеллине (1675), во многом определившие дальнейшую судьбу Германии. Клейст, как обычно, весьма свободно обошелся с этим историческим эпизодом, многое примыслив и совершенно изменив образ главного героя. Истерический Фридрих Гомбургский весьма мало походил на романтически влюбленного юношу, каким изобразил его драматург.Примечания А. Левинтона.Иллюстрации Б. Свешникова.