Кузнец Песен - [78]
— Я знаю тебя, — сказал Глеб Николаевич, — мне Спиридон рассказывал. Спиридон — мой друг, так что ты не стесняйся, чувствуй себя, как дома.
Глеб Николаевич оказался ссыльным студентом. Кукарка — всего лишь слобода, здесь каждый человек на виду. Но случилось как-то так, что до той поры я ни разу не встречал Глеба Николаевича. Да и то сказать, почти все время и я безвылазно проводил в нашем подвале.
— Жаль Спиридона, — сказал Глеб Николаевич на другой день, когда присел у моей постели. — Парень он замечательный, идеалист в лучшем смысле слова.
— Полицейский сказал, что он бывший матрос, и что зовут его Николай Дождиков, — вспомнил я. — Это правда?
— Правда.
— Зачем же он переменил имя и фамилию? — не унимался я.
— Должно быть, так надо было. Только наивный он человек, фамилию сменил, а на жительство приехал чуть ли не в соседнюю волость. И не берегся, как надо, запрещенные книги среди мешков с мукой хранил. Кто-то донес на него в полицию.
— Неужто Ферапонтыч?
— Уж не знаю, кто. Только придется ему отсидеть несколько лет.
Мне стало жаль Спиридона.
В это время с улицы послышался звон колоколов. Глеб Николаевич подошел к окну, посмотрел, сказал взволнованно:
— Что-то случилось!
Он распахнул окно, окликнул прохожего, и я услышал, как тот крикнул:
— Война, браток! Война! Герман на нас войной пошел!
Ожила, забурлила, слободская улица, застывшая прежде в сонной одури. Лежа на своей койке, я прислушивался к звукам за окном.
Мимо окна прошла толпа, разноголосо напевая «Боже, царя храни». Молодые парни, видно, новобранцы затянули:
Вскоре разодрались пьяные мастеровые, рабочие из камнерезных мастерских, шерстобиты и сапожники вышли на улицу с гармонями. Мужики орали песни, бабы голосили.
Через день ко мне пришли Перфил и рябой крендельщик. В бумажном кулечке принесли мне леденцов и мятных пряников. Вид у обоих был какой-то понурый.
— Попрощаться пришли, — сказал крендельщик. — Забрили нас в солдаты.
— Беда-а! — сокрушенно покачал головой Перфил. — Думал: поработаю год-другой, поднакоплю денег, поправлю, хозяйство, стану снова крестьянствовать… Все летит к чертям! И чем только все это кончится?
— Чем кончится? — вмешался в разговор Глеб Николаевич. — Это от вас самих зависит. Дадут вам в руки оружие, вот вы и сила! Небось, не маленькие, сумеете сообразить, что к чему.
— Ох, красно говоришь, да страшно слушать, — с беспокойством сказал Перфил. — Не для нас такие речи, мы — люди темные.
И рябой крендельщик добавил, усмехнувшись:
— Мы — народ вятский, семеро одного не боимся.
Глеб Николаевич сокрушенно покачал головой.
— Один известный русский ученый писал, что во всей Российской истории нет ничего печальнее судьбы земли Вятской. Во всей стране нет мужика темнее вятича. Но придет время, и встанет вятский мужик в полный рост, докажет, что он не хуже других. Может, в самом деле, когда-нибудь из вятских мужиков выйдут министры и фельдмаршалы.
Перфил и его приятель стали прощаться. Видно, решили убраться от греха подальше.
Две недели пролежал я больной, и все это время Глеб Николаевич заботливо ухаживал за мной.
Однажды он сказал:
— В сушечную тебе возвращаться нельзя, хозяин тебе житья не даст. Может, отправишься в деревню, на родину?
— В деревне только с голоду помирать, — удрученно ответил я. — Или идти в батраки к какому-нибудь мироеду, ютиться в чужой избе и всегда чувствовать себя лишним за столом.
— Да-а, — протянул Глеб Николаевич. — Ты прав, возвращаться в деревню не стоит. Ну да ничего, придумаем что-нибудь другое.
Когда я совсем поправился, он дал мне письмо:
— С этим письмом поедешь в Вятку. В ремонтных мастерских найдешь человека, которому оно адресовано. Он мой близкий друг и устроит тебя на работу в депо. Поучишься, станешь мастеровым человеком, пролетарием. Попадешь в рабочую среду — по-другому пойдет твоя жизнь.
Глеб Николаевич и Гаврилка пришли на пристань проводить меня. Раздался гудок буксирного пароходика, и неуклюжая баржа отошла от берега. Глеб Николаевич и Гаврилка долго махали мне с пристани и кричали:
— Прощай, друг! Может, еще и встретимся!
Старенький буксир, принадлежавший вятскому пароходчику Булычеву, извергая из трубы густые клубы черного дыма и разбрызгивая воду своими большими колесами, не спеша пошел мимо высоких берегов. Вот уж и устье Пижмы осталось позади, мы поплыли по Вятке. Река здесь разлилась широко, на высоком берегу темной стеной встал густой лес. Дальше виднеется каменистый обрыв. На правом берегу раскинулось старинное село Жерновогорье, где издревле жили добытчики жернового камня.
Пароходик, с натугой таща за собой баржу, медленно, но упорно двигался вверх по реке, в сторону Сарвижа и Вишкиля.
Закатное солнце отразилось в реке — и вода засверкала золотыми искорками, будто жар-птица рассыпала по ней свои огромные перья. Тревожно задрожало мое сердце, и я подумал:
«Где ты летаешь, моя сказочная птица? Принесешь ли мне когда-нибудь счастье? Повезет ли мне в Вятке? Или ждут там меня лишь новые напасти?..»
Разный народ собрался на барже, все больше — мужики-отходники, ремесленники, плотники. Одетые в домотканые рубахи и азямы, в лаптях, с котомками на мочальных веревках, крестьяне держались кучками, артелями. У борта на куске рогожи разложил свой яркий товар мастер-игрушечник. Богата вятская сторона искусными мастерами на игрушечные поделки!
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.