Кузнец Песен - [75]
— Давай помогу, ишь притомился — глаза слипаются.
Наутро хозяин, прознав от кого-то, что случилось ночью в пекарне и довольный, что товар все-таки поспел к сроку, дал каждому рабочему по четвертаку, а Спиридону не пожалел рубля.
— Молодцы, ребята, не подвели, — сказал он, довольно поглаживая бороду и, видимо, подсчитывая в уме барыши от предстоящей ярмарки. — Даю день отдыха, гуляйте. Каждому от меня гостинец — по связке сушек и кренделей.
Хозяин очень скуп и обычно зорко следит, чтобы рабочие не вынесли чего-нибудь из пекарни. Сушки, пряники, которые мы печем, мы не едим, нам-то хорошо известно, сколько затхлой муки добавляется в квашню, и какие крысы лакомятся у бочки с патокой. Хлеб нам приносят из соседней лавки, еду готовит кривая кухарка, стряпающая на семью хозяина и на нас.
Хозяин не балует нас приварком, в будние дни пустые щи сменяются супом из толченой конопли с льняным маслом. Лишь по воскресеньям мы едим похлебку с бараньей требухой.
На этот раз, в награду за круглосуточную работу, хозяин приказал кухарке подать нам жареной картошки с говяжьим студнем и ведро пива.
Ферапонтыч, который обычно обедал за хозяйским столом, в тот день не был приглашен хозяином и, бросив на нас злобный взгляд, побрел в трактир.
А рабочие, довольные, оживленные, придвинули скамьи к длинному столу, на котором ночью раскладывали сушки. Каждый принарядился, как мог. Перфил надел коричневую сатиновую рубаху, отделанную кружевом. Спиридон облачился в новый люстриновый пиджак. Я кинулся к своей котомке и вытащил ни разу не надеванную марийскую рубашку. Пусть говорят, что хотят, я надену ее! Хочу выглядеть настоящим марийцем.
Но никто не осудил мой наряд. Наоборот, все с одобрением рассматривали богатый марийский узор на моей груди.
— Смотри-ка, как баско! — воскликнул Перфил. — Кто это только соделал такую красоту?
— Мать покойная вышила, — ответил я. — Когда болела да не могла в поле работать, все сидела и вышивала.
— Видать, хорошая была у тебя матушка, — задумчиво сказал Перфил. — А вот я своей матери не помню. Еще в люльке качался, как она померла, у чужих людей рос. Бывало, хожу босиком по холодному полу, плачу от голода, а накормить да приголубить некому. Не дай бог жить на свете сиротой…
Спиридон, пристально разглядывавший мою рубашку, сказал, как бы обращаясь ко всем:
— Старинный узор. Помню, моя бабушка тоже иной раз наряжалась в марийскую одежду. Она ведь марийкой была. Наша деревня теперь полностью русская, но рядом с ней две марийские деревни — Кугунур и Идымари. Вот мой дед, как еще парнем был, повадился туда к девкам похаживать и высватал себе марийскую девушку. Вообще-то, говорят, что в стародавние времена вдоль Пижмы-реки марийцы жили. Были у них старейшинами Арбаш и Сарвиш, храбрые были, помогали Московскому царю одолеть Галичских князей. Ныне на месте их илемов стоят русские селения Арбаж и Сарвиж.
Много рассказывал в этот день Спиридон, вспомнил сказки о реке Вятке и горе Кукарке, о древней церкви в городе Яранске, под основание которой при стройке царский воевода будто велел закопать девушку и парня…
Все сидели тихо, с интересом слушая молодого пекаря.
Когда Спиридон узнал, что я учился в миссионерской школе, усмехнулся:
— Поел у долгогривых бурсацкой каши?
— Какой?
— Не из крупы, конечно, а той, что растет на березе.
— Ой, много поел, — ответил я, поняв, о чем говорит Спиридон. И, вспомнив, как я зубрил молитвы с непонятными «аще» и «бысть», добавил: — И все за никому не нужную древность.
— Древность древности рознь. Вам про праотца Авраама, про Ноя да про великомучеников говорили, а ты вот что послушай.
Спиридон сел на ларь с мукой и стал читать наизусть, как ему помнилось, с ошибками, «Слово о полку Игореве»:
— Не лепо ли ны бяшет, братие, начати старыми словесы трудных повестей о полку Игореве, Игоря Святославлича?..
Удивительно, я слушал малопонятные старинные слова, и они все проникали в сердце, волновали душу, и я даже кое-что понимал в непонятном тексте.
— Игорь к Дону вои ведет. Уже бо беду его птицы ждут, волци грозу сторожат по яругам, орлы клектом на кости зверей зовут, лисицы брешут на червленые щиты. О, Русская земля, уже за шеломянем еси! Вот как писали в древности, — закончил Спиридон. — А какими, можно сказать, огненными словами писал протопоп Аввакум! Правду сказать, не уважаю я староверов, но Аввакума считаю великим человеком, сочинения свои он писал, закованный в цепи, заточенный в темницу…
И опять Спиридон наизусть читал удивительные слова, которые ложатся в душу, будто раскаленный камень.
Я молчал, пораженный.
— Много прекрасных книг создали русские писатели. Эти книги — наше, народное богатство. Ты знаешь книгу Пушкина «Евгений Онегин», «Демон» Лермонтова? «Кому на Руси жить хорошо?» Некрасова? А Короленко читал что-нибудь?
— Нет, ни одну из этих книг не читал.
Спиридон стал приносить мне книги. Но для чтения у меня было очень мало свободного времени. Почти весь день проходил в беспрестанной однообразной работе, и к вечеру мне было уже не до книг. Тогда Спиридон стал пересказывать мне содержание различных книг, и я узнал-от него, о чем писали Лесков, Мельников-Печерский, Засодимский, Короленко, Максим Горький, Серафимович…
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.