Куры не летают - [117]

Шрифт
Интервал

Из Франции Данило Киш в 1975 году присылает Булатовичу на люблянский адрес открытку-поздравление с наградой журнала НИН. А уже в 1979 году, выступая на литературном вечере, Киш на вопрос о М. Булатовиче скажет: «Он писатель, у которого есть две-три книги. Я знаю, что значит иметь две-три книги. Вы как читатели имеете право прощать ему как писателю что угодно, в то время как я – не прощаю».

Романом «Красный петух летит прямо в небо», который вышел в Загребе в 1959 году, Миодраг Булатович спровоцировал шквал рецензий, в которых писали, что это притча о добре и зле, пернатая абстракция и поэзия, огненная птица, славянская фантазия, дикая свадьба.

Булатович так закрутил фольклор, воспоминания детства, поэзию и реальность, что задал все вопросы, которые можно задать, когда тебе под тридцатник. Как бы это ни выглядело странным, у Булатовича в этом романе тоже главные вопросы, как и в «Могиле» Киша, возникают из человеческих несовершенств, то есть природы зла и греховности. Но, в отличие от прозы Киша, ощутимее сосредоточенной на социально-историческом измерении, в Красном петухе – больше метафизики и абстрактности, больше брутальности и цинизма, больше поэзии.

В Белграде на улице князя Михаила, зайдя в книжный магазин «Просвета», я спросил о Булатовиче. Мне ответили, что изданий этого писателя у них нет. Позднее, в Вербасе, маленьком городке, в котором все магазины расположены по обе стороны улицы маршала Тито, случайно оказавшись в одном из них, наткнулся на небольшую полку с книжками. Среди прочих было новосадовское издание романа Миодрага Булатовича «Красный петух летит прямо в небо» 2000 года. Таким образом, почти тринадцать лет книга пролежала в этом магазине. Роман напечатан на латинице, с обширным послесловием, библиографией переводов и рецензий в югославской и зарубежной прессе. Ответ на это я нашел у того-таки Мирко Ковача, который сказал, что Буле (так называли Булатовича) прошел свой путь от славы до забвения, что никто его теперь не переиздает, не цитирует, не называет его именем улиц.

Допускаю, что сейчас что-то изменилось, и время становится на защиту Булатовича-писателя, чьи романы, в принципе, содержат в себе то, что есть в настоящей литературе: кое-что от жизни, кое-что от поэзии, то есть от вечного спора добра и зла.

Куда же полетел красный петух Миодрага Булатовича?

Цвет тыкв белградских околиц

Три поезда: Прага – Москва, Будапешт – Москва и Белград – Москва привозили запах заграницы. Они останавливались на железнодорожной станции Тернополь (как правило, с несколькими прицепными спальными вагонами). Из этих вагонов на станции Тернополь никто не выходил, и двери проводники никогда не открывали, но в вагонных окнах стояли пассажиры и смотрели на нас, а мы – на них. Самым далеким от Тернополя был Белград – город, увиденный на фотографиях в энциклопедии, и он казался самым таинственным. Когда заканчивались уроки в школе, я садился на троллейбус и ехал, чтобы успеть к белградскому поезду, который прибывал в Тернополь примерно в два часа дня. Вагоны с табличками Чоп – Москва меня не интересовали. Я выбирал место напротив спальных белградских вагонов и рассматривал вагонные окна. На перроне, как всегда, торчали заместитель дежурного в железнодорожной униформе, два милиционера, а толпа пассажиров двигалась к чопским вагонам. Поезд Белград – Москва задерживался (по расписанию) не больше пяти минут. За эти пять минут я пересматривал все вагонные окна, всех пассажиров в этих окнах: видел джинсовые куртки, бутылочки CocaCola в руках, кое-кто курил Marlboro или темно-коричневые трубки из вишневого дерева. Лица этих пассажиров из спальных вагонов были другими, и их жизнь мне казалась тоже другой. И город Белград я впервые увидел как табличку на спальном вагоне поезда, который дважды в неделю задерживался в Тернополе на пять минут – только на пять минут.


На венгерско-югославской границе я смотрел из вагонного окна поезда Москва – Белград на приграничную станцию. Между венгерской Келебией и югославской Суботицей – граница. До Белграда оставалось не больше пяти часов. Все пассажиры моего вагона ожидали паспортного контроля. Мимо моего окна за югославским пограничником шла молодая пара, держа в руках паспорта, а пограничник повторял: пасош, пасош. Наверное, у этой пары были какие-то проблемы с паспортами, и поэтому их вывели из вагона. В спальном вагоне я ехал один – с билетом в одну сторону и ста долларами в кармане, за которые должен был купить обратный билет. Приближаясь к Белграду, поезд пустел, я въезжал в страну, опаленную войной, и в город, полный одичавших от войны собак.


Тогда я еще курил и, выйдя утром из гостиницы «Casino», забыл зажигалку, а спичек в газетных киосках Белграда не продавали. Решил, что стрельну у прохожих. С Теразии без проблем попал на улицу князя Михаила. Было примерно восемь утра, и среди редких прохожих никто не курил. Странно для Белграда. Поравнявшись с рестораном «Руски цар», я увидел, что мужчина, который прогуливается с двумя псами (он вчера выступал на открытии писательской встречи), курит. Я начал вспоминать его имя и фамилию. Это был Драгослав Михайлович. Я на тот момент не прочитал ни одной книги Михайловича, но подошел за огоньком, и мы разговорились. Помню, что когда я назвал свою фамилию, Михайлович усмехнулся (он, очевидно, слышал о Несторе Махно) и сказал мне, что мы с ним в чем-то похожи, потому что Михайлович – фамилия главного четника. Пока его собаки вертелись вокруг нас, Михайлович, извинившись, подошел к ближайшему киоску и купил утренние газеты.


Еще от автора Василий Иванович Махно
Поэт, океан и рыба

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Rynek Glówny, 29. Краков

Эссеистская — лирическая, но с элементами, впрочем, достаточно органичными для стилистики автора, физиологического очерка, и с постоянным присутствием в тексте повествователя — проза, в которой сегодняшняя Польша увидена, услышана глазами, слухом (чутким, но и вполне бестрепетным) современного украинского поэта, а также — его ночными одинокими прогулками по Кракову, беседами с легендарными для поколения автора персонажами той еще (Вайдовской, в частности) — «Город начинается вокзалом, такси, комнатой, в которую сносишь свои чемоданы, заносишь с улицы зимний воздух, снег на козырьке фуражке, усталость от путешествия, запах железной дороги, вагонов, сигаретного дыма и обрывки польской фразы „poproszę bilecik“.


Рекомендуем почитать
Гагарин в Оренбурге

В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


...Азорские острова

Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.


В коммандо

Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.


Саладин, благородный герой ислама

Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.