Куры не летают - [116]
Когда была опубликована «Могила для Бориса Давидовича», тема русской революции в прозе Данилы Киша вышла на поверхность особенным пластом. Эту книгу из семи частей Киш начал писать во Франции, будучи там лектором сербскохорватского языка. Во Франции процветали левацкие идеи, и студенческая молодежь увлекалась ими. Писатель, который хорошо помнил югославский сталинизм, читал «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, «Колымские рассказы» Варлама Шаламова и, возможно, верил в теорию вечного возвращения Борхеса, рассказывая о русской революции 1917 года и ее последствиях, конструировал свой «каркас зла».
В 1991 году «Нью-Йорк Таймс» опубликовала сообщение о смерти Миодрага Булатовича, чьими романами зачитывался и восхищался Запад.
«Миодраг Булатович, югославский писатель, […] умер в четверг, в возрасте 68 лет. Информационное агентство Танюг сообщило, что господин Булатович, чьи произведения широко переведены на Западе, умер от сердечного приступа в кардиологическом центре Игало, в Черногории. […] Он был известен своим жестким национализмом, […] и состоял в Социалистической партии Сербии».
Все, что связано с Милошевичем, с его партией и идеей сохранить Великую Сербию, переросшей в бойню, на Западе воспринимают однозначно негативно. И даже в сообщении о смерти Миодрага Булатовича одно из самых влиятельных изданий в мире сделало акцент на жестком национализме, который в западных глазах имеет только одно измерение – массовые убийства, концентрационные лагеря, бегство гражданских лиц из своих сел и городов, снайперские выстрелы, изнасилования. И постоянный вопрос: кто начал первый?
Если же говорить о Булатовиче, то он никак не вписывался в национальное клише, то есть его проза была явлением вненациональным, иначе как бы ее читали в западном мире? И если любой писатель сербохорватского языка мог считать именно язык домом своего бытия, то как бы реагировал Булатович на то, что дом этот поделен на сербский, хорватский, черногорский и боснийский закутки? Патриотизм и национализм в своей сути разделены тонкой мембраной. Малейшая царапина или, не приведи Господи, ее разрыв – смертельны.
Именно после «Могилы для Бориса Давидовича» Киша, которой был спровоцирован литературный скандал (суды, атаки журналистов и писателей), стало понятно, что отношение к коммунизму, сталинизму и национализму у каждого югославского интеллектуала имеет индивидуальное измерение, а порой это переплетение уже невозможно точно классифицировать. Наслоение балканской истории навалилось на плечи югославского общества непомерной ношей, которую невозможно избыть и с которой невозможно двигаться дальше. Данило Киш сыграл роль своего среди чужих и чужого среди своих, вызывая своими произведениями и взглядами на общественные процессы, с одной стороны – реакцию Миодрага Булатовича, а с другой, например, – Филиппа Рота, в издательской серии которого «Могила» была опубликована на английском.
Из Нью-Йорка можно увидеть все исторические просчеты Белграда. Но как это увидеть в Белграде, если, кроме горького и сладкого перца, воздух всегда пропитан дымом и порохом войн? Как позабыть всех князей, их церкви, битвы, слова, передаваемые из поколения в поколение в песнях и семейных преданиях?
Как понять слова Юлии Кристевой, адресованные болгарам (балканцам/восточноевропейцам): «Вы страдаете от хаоса, вандализма, насилия. Вы страдаете от коррупции, отсутствия инициативы, анархии, от всего того, что удваивает невиданную жестокость людей, наглость мафии и бесчестность нуворишей»? И если их понять, то в чем и где искать причины: в истории, национальном менталитете, неразрывной привязанности к этой земле, в патриотизме, в национализме, в литературе, в фольклоре? Где эта мембрана между общечеловеческим и национальным?
Момо Капор написал в своей газетной колонке о том, что Булатовича подслушивали даже в ресторане Клуба писателей, передавая соответствующим службам его критику экономической реформы Тито. Безусловно, даже в таком немалом городе, как Белград, сплетни и анекдоты из ресторана Клуба писателей распространялись, словно микробы в благоприятной среде.
А в книге Мирко Ковача «Писание или ностальгия», раздел которой посвящен Миодрагу Булатовичу, узнаем, что Булатович в одиннадцатилетнем возрасте пережил убийство своего отца, которое совершили его тетя и ее муж Федор Архипов – эмигрант из России. Когда, по черногорскому неписаному закону, сын убитого должен был учинить то же самое с убийцами, то мать Булатовича сказала, что не хочет, чтобы ее ребенок носил грех убийства на душе. Но то, что одиннадцатилетний Миодраг, увидев на пороге убитого отца, бил в отчаянии себя камнем по голове, возможно, стало причиной его эпилепсии. Это убийство не прошло для него бесследно. Шрамы остались.
Не обнаруживается ли подобная связь отец-сын и в случае с Кишем? Правда, у Киша отца не убивали дома, и Киш-сын вообще не знает, когда точно это произошло. И Кишу никто не предлагал заряженное ружье, чтобы отомстить убийцам. Однако все равно потеря отца в подростковом возрасте оставляет шрамы и рубцы на сердце и в сознании (думаю, что так было с обоими писателями).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эссеистская — лирическая, но с элементами, впрочем, достаточно органичными для стилистики автора, физиологического очерка, и с постоянным присутствием в тексте повествователя — проза, в которой сегодняшняя Польша увидена, услышана глазами, слухом (чутким, но и вполне бестрепетным) современного украинского поэта, а также — его ночными одинокими прогулками по Кракову, беседами с легендарными для поколения автора персонажами той еще (Вайдовской, в частности) — «Город начинается вокзалом, такси, комнатой, в которую сносишь свои чемоданы, заносишь с улицы зимний воздух, снег на козырьке фуражке, усталость от путешествия, запах железной дороги, вагонов, сигаретного дыма и обрывки польской фразы „poproszę bilecik“.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.