Куры не летают - [105]
Гарлем в конце 20-х годов считался афро-американским Парижем, тут возникали джаз-клубы, кабаре, где создавалась своеобразная музыкальная культура, собиралась богема, гомосексуалисты. Для Лорки Гарлем был самым интересным местом Нью-Йорка, именно после нескольких недель пребывания в городе он написал «Оду королю Гарлема».
Где сегодня король Гарлема? И был ли он? Почему король Гарлема Лорки в одежде швейцара («с королем твоим пленным в одежде швейцара»)?
б) Панорама толпы, которую рвет
(Сумерки на Кони-Айленд)
Сегодня на Кони-Айленд можно добраться поездами W и Q, F, N, проезжая разные кварталы, в основном двух- и трехэтажные дома из коричневого кирпича, построенные по крайней мере 70 или даже 100 лет тому назад, стандартные, вперемешку с частными двухэтажными деревянными. Станция «Стилвел авеню» – конечная, тут уже слышно соленое дыхание океана, тут городские пляжи с деревянным boardwalk’ом, по которому при хорошей погоде прохаживаются тысячи людей, соседствуют с игровыми аттракционами с обязательной американской горкой и десятками забегаловок, где на скорую руку вам приготовят hotdog, popcorn, а также кварталом двадцатиэтажных трамповских домов – образчиков урбанистической безликости и стандарта.
Самое интересное место, которое удалось тут найти, – стихийный flee market, где благодаря всевозможным никчемным вещам (от одежды до диковинных приспособлений) можно проследить историю моды или развитие бытовой техники начиная с 70-х годов.
Возле старого, совсем поржавевшего вэна сидит и курит его хозяин, заросший и, должно быть, давно не мывшийся. Его машина облеплена велосипедами разных цветов и форм: женских, мужских, детских, с антикварными деталями к ним – рулями, колесами, пластиковыми ручками к рулю, педалями.
Узнав, что я из Украины, хозяин возбужденно рассказывает мне, что он – заслуженный тренер СССР по велоспорту и завтра (по моему желанию) соберет такой велосипед, какого никто никогда не имел и какого не купишь в самом крупном супермагазине. Глядя на старые велосипеды и запасные части к ним, хаотично разбросанные вокруг его вэна, я вполне уверен, что свое обещание этот тренер выполнит.
Наверное, Кони-Айленд во времена Лорки производил гнетущее впечатление. Тогда он считался бруклинской околицей, поэт увидел здесь «панораму толпы, которую рвет (сумерки на Кони-Айленд)».
(Перевод Анатолия Гелескула)
в) Бессонный город
(Ноктюрн Бруклинского моста)
Сегодня также можно повторить за Лоркой, что Нью-Йорк – это город без сна, город, двигающий своим телом 24 часа в сутки: метро работает круглосуточно, некоторые лавки, кофейни или ресторации – тоже, естественно, как и работники разных городских служб, туристы околачиваются всегда.
С некоторых пор топонимику городов сопровождают знаки, без которых эти города теперь не имеют смысла (как Париж без Эйфелевой башни или Нью-Йорк без Бруклинского моста). Обращаясь к поэтике Лорки, Бруклинский мост можно было бы сравнить с огромным крокодилом, который соединяет Манхэттен с Бруклином или Бруклин с Манхэттеном. На самом деле – это не крокодил и даже не монстр, а довольно интересное архитектурное сооружение, которое в свое время было едва ли не самым оригинальным словом в мостостроительстве (впредь без Бруклинского моста не обходилось никакое мифотворчество Нью-Йорка). Он врос в нью-йоркский пейзаж, словно сережка в ухо современного панка или «металлиста».
Собственно, в тексте Лорки «Бессонный город (Ноктюрн Бруклинского моста)» даже намека на Бруклинский мост нет, в тексте его словно не существует, поскольку сам текст – это эмоциональный стресс, выброс, выхрип поэта при виде зависшего между двух берегов металлического ящера – Бруклинского моста.
В последнее время Нью-Йорк напоминал многим его жителям прифронтовой город. Правда, никто так и не определил эту линию фронта, которую начертили два самолета, вошедшие в пике на глазах всего утреннего мегаполиса. (А может, те линии чертились на горячем песке какой-то азиатской пустыни автоматом Калашникова?) В конце концов, представить Нью-Йорк городом, в который заползает незримое ощущение ужаса, просто невозможно…
Внезапно погасший компьютер…
Автополоса в направлении Бруклина на Бруклинском мосту перекрыта для машин и освобождена от пешеходов. Тысячи людей идут по мосту. Жара, близится вечер, садится солнце.
Надвигается темнота. Даунтаун почти не освещен. Со стороны Манхэттенского моста тоже видны потоки людей и машин (подсвечивая фарами, машины разрежают таким образом тьму). Слышно, как многотысячная толпа медленно бредет по мосту: люди топчут пластиковые бутылки, тяжело дышат.
Постоянно пьют воду. Посреди моста какие-то чудаки оживленно продают, рекламируя, СD. Много беременных женщин, детей, пожилых… Порой ловишь себя на мысли, что это похоже на эвакуацию, какое-то великое переселение народов, принимая во внимание нью-йоркскую этническую пестроту…
Коп сидит на мотоцикле, включив свет мощной фары, разговаривает по рации. Двое 80-летних стариков дальше идти уже не могут, нуждаются в помощи. Коп начинает быстро переговариваться, похоже, вскоре придется заказывать уже погребальную службу…
