Куры не летают - [104]
Какие места чаще всего вспоминают его биографы и он сам в американских стихах? Columbia University, Chinatown, Brooklyn Bridge, Harlem…
Колумбийский университет находится в верхней части Манхэттена, слева от Центрального парка. Сегодня это довольно престижный район, упорядоченный и дорогой. Его постройки расположены между Бродвеем и Амстердам-авеню. Не знаю, перестраивалось ли что-то с 1929 года, думаю, что существенно вряд ли…
Не уверен также, что значительно изменился с тех пор и Чайна-таун. Конечно, теперешних магазинчиков и ресторанчиков не было, однако были другие, наверное чем-то похожие. Этот квартал почти полностью заселен китайцами или же выходцами из азиатского региона. Тут достаточно шумно; между домами вместе с рекламой натянуты красные бумажные драконы, надписи на двух языках, красный цвет иероглифов преобладает. Магазинчики жмутся один к другому, много рыбных лавок; воздух пропитан запахом рыбы, морепродуктов и голосами. Переливы гортанной речи и разные уровни вокализмов создают диковинную мелодику. Ясное дело, праправнуки тех, кто создавал этот квартал в тогдашнем Нью-Йорке, – уже стопроцентные американцы, говорят на английском. И не уверен, что они живут в этом квартале. Те, кто тут сегодня работает или снимает жилье, – эмигранты не из Китая. Это в основном китайцы из разных регионов Юго-Восточной Азии, которые вследствие сногсшибательных перипетий попали в Америку в конце 80-х и в течение 90-х прошлого уже века.
Понятно, что Лорка не мог не уделить внимание американскому театру. Вместе с американскими друзьями хотел осуществить в английских версиях какие-то театральные проекты (ни один не был воплощен по разным причинам). В то же время Лорка активно принимал новые тенденции американского театра, дух его экспериментаторства и свободы, инспирированный также и рынком. А вот банкротство нью-йоркской биржи 29 октября 1929 года воспринял достаточно спокойно, поскольку в экономике и финансах ничего не смыслил. 4 марта 1930 года Лорка поездом отправился во Флориду и, пробыв один день в Майями, отплыл на Кубу.
Между пейзажем Нью-Йорка и текстами из книги «Поэт в Нью-Йорке», то есть между внутренними пейзажами Лорки и их реальными соответствиями в пространстве, сходства нет. Реальные места нью-йоркских пейзажей в текстах поэта полностью переиначены. Для Лорки лабиринты Нью-Йорка лишь обозначали некоторые формальные признаки урбанистического пейзажа со своеобразным наполнением (то есть это символы, переиначенные в своей функциональной сущности – предметы и вещи). Моряки или евреи, парни, мужчины или женщины, ассирийский пес или Уитмен – это всегда мистификации, сюрреалистическая смесь его воображения и предметного мира. Чувствуется также, что Лорка постоянно балансировал между новыми возможностями языка, который открыл ему Нью-Йорк и которого не находим в других его книгах. (Возможно, нечто подобное показал нам Б.-И. Антонич в «Ротациях». Правда, у Антонича значительно более узкие масштабы урбанистического топоса, поскольку Львов – не Нью-Йорк, ни тогда, в 30-х, ни теперь).
Нью-Йорк помог Лорке войти в принципиально новое гравитационное пространство, и эту гравитационную новизну Лорка сумел использовать на свой лад. Испанская литература во времена Лорки не принадлежала к тем, что задавали тон. Несомненно, в ней были хорошие поэты и хорошие прозаики, но все, принадлежавшее к мировому канону, создавалось на английском, немецком или французском. Модернизм усилил позиции испанского культурного пространства, но не за счет литературы, а, скорее, за счет живописи: испанский элемент в мировой канон ввели Пикассо и Дали, таким образом утвердив испанскую модель.
а) Ода королю Гарлема
В каком бы то ни было смысле Гарлем – это граница реального и ирреального.
Гарлем, в частности афро-американцы, напоминали Лорке цыган, которых он ввел в свои тексты, мифологизируя их. Гарлем – это дискурс мировой культуры, в котором переплелись африканские ритмы, мелодии, энергетика американского пространства, где возникли интересные религиозно-духовные спиричуэлс, джаз. Гарлем – не просто черный квартал Нью-Йорка с настоящими и выдуманными историями криминального мира. С безработными, наркотиками, полупустыми, словно после эпидемии, домами, с окнами, закрытыми фанерой или картоном вместо стекол, множеством подростков, которым просто нечем заняться. За внешне спокойным ритмом современного Гарлема спрятана напряженная ночная жизнь его обитателей с воистину удивительными историями. Что в «Оде королю Гарлема» сказал нам Лорка? Наивный вопрос – да ничего он не сказал, Лорка преподнес свою модель Гарлема, увиденную через поэтическую фикцию.
(Перевод Инны Тыняновой)
Недавно я услышал весьма интересную в этом смысле историю: будто американца, путешествовавшего по Индии, в одном селе подростки засыпали вопросами об Америке. И тот, не найдя ничего лучшего, чтобы объяснить, что такое Америка, бросил, на первый взгляд, банальную фразу:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эссеистская — лирическая, но с элементами, впрочем, достаточно органичными для стилистики автора, физиологического очерка, и с постоянным присутствием в тексте повествователя — проза, в которой сегодняшняя Польша увидена, услышана глазами, слухом (чутким, но и вполне бестрепетным) современного украинского поэта, а также — его ночными одинокими прогулками по Кракову, беседами с легендарными для поколения автора персонажами той еще (Вайдовской, в частности) — «Город начинается вокзалом, такси, комнатой, в которую сносишь свои чемоданы, заносишь с улицы зимний воздух, снег на козырьке фуражке, усталость от путешествия, запах железной дороги, вагонов, сигаретного дыма и обрывки польской фразы „poproszę bilecik“.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.