Куры не летают - [102]

Начиная с 1909 года, Паунд находится за пределами Америки, преимущественно – в Европе, становится новой модой литературных салонов Лондона и Парижа, а как практик и теоретик имажизма – одним из главных сотворцов нового европейского, а позднее и мирового канона поэзии (вместе с Йейтсом, Элиотом и другими).

В 1913 году Паунд встретился с Мери Фенолозой, она прислала ему манускрипты китайской поэзии и японской драмы, принадлежавшие Эрнсту Фенолозе – одному из первых европейцев, открывших западному миру неизвестный доселе мир Востока, прежде всего – Китай и Японию.

Экономические взгляды Паунда, базировавшиеся в основном на теории британского экономиста и инженера Клифорда Дугласа (который утверждал: система ростовщичества дает возможность небольшой группе лиц контролировать оборот денег, а это является прерогативой государства), привлекли его симпатии к режиму Муссолини, ибо тот, как и следует диктатору, установил государственный контроль не только над оборотом денег. Паунд ожидал от режима Муссолини также возрождения искусств, о котором мечтал еще перед началом Первой мировой войны.

В 1945 году Паунд попал в руки итальянских партизан. Узнав, что он американец, они его не расстреляли, а передали американским военным.

Эзра Паунд сидел в лагере для военных преступников, в клетке, куда американские солдаты бросали ему, словно зверю, какую-то пищу.

Паунду исполнилось в то время 59 лет. Его здоровье ухудшилось, он терял сознание. Поэтому попросил облегчить условия заключения, и к этому прислушались, перевели в другое место, где, собственно, он начал писать свои «Pisan Cantos».

Тринадцать лет Паунд пробыл в психиатрической больнице Св. Елизаветы в Вашингтоне. В 1958 году, благодаря многочисленным ходатайствам, его освободили, и Паунд навсегда оставил США, выехав в Италию.

Примерно в это время фотограф поймал в объектив Эзру Паунда и его спутницу Ольгу Радж.

Фантасмагория жизни Паунда обусловлена противоречием между его глубинной культурой, желанием реформировать поэзию, стать современным Данте, внимательным прочтением мировых традиций и полным отсутствием политического чутья. А еще – упрямым неприятием Америки, слепой верой в новейший «ренессанс от Муссолини».

Выбор Паунда трактуется как отступничество. Но отступничество от чего?

Паунд – поэт слишком противоречивый, менее целостный, чем может показаться на первый взгляд. Его ранние стихи создали ему репутацию главного реформатора поэзии в начале XX века, хотя имажизм – не совсем его изобретение.

Паунд, так же как и Элиот, расширял возможности модернистского способа поэтического мышления, в то время как авангардисты изыскивали в формальных и языковых экспериментах новые виды коммуникативности. Они словно разрывали поэтические полотна Паунда и Элиота, расщепляя ядра смысла и семантику слов до их первичной сути.

Англоязычные поэты XX столетия чаще всего пребывали в несколько ином эстетическом поле, чем, скажем, поэты славянского мира. Первые, внимательно перечитывая предшественников, все время реформировали поэтическую традицию своего языка или бунтовали против нее. Их меньше всего интересовало то, что происходило на обочинах (вне английской, немецкой, французской культур, т. е. все прочее – обочины?). Творцы иной, не слишком хорошо развившейся культурной традиции вследствие определенных исторических обстоятельств вынуждены были это преодолевать и усваивать традицию западную.

Эзра Паунд – едва ли не первый западный тип поэта, который не только обратил свой взгляд в прошлое, но и выразил это прошлое при помощи разных топосов: китайского, итальянского, провансальского. В его лице Запад получил поэта, который применял модернистское мышление, используя не совсем современные топосы, сиречь топосы не главных, почти маргинальных культурных пространств. Кто-то должен был их увидеть и использовать, придать им другое значение и звучание. И это был Эзра Паунд.

Кун шел,

храм династический минуя,

сквозь кедровую рощу

и вышел к нижней речке,

Его сопровождали Цю, Чи

и тихо говоривший Дянь,

И Кун сказал: «Никто не знает нас».

«Возничим колесницы станешь?

Тогда придет известность».

(«Canto XIII», перевод Яна Пробштейна)

Ален Гинзберг посетил Паунда в октябре 1967 года. Этот визит короля битников описали Петер Рассел и Майкл Рек в статье в «The Evergreen Review». Это была встреча современного и прошлого: Гинзберг привез записи «Битлз» и Боба Дилана, говорил о том, как повлиял Паунд на Эшбери и битников, – а 82-летний Паунд, довольно прохладно отнесясь к новой музыке, обронил, что его поэзия вообще не имеет никакого смысла, а «The Cantos» – абсурд и невежество.

Говорят, что Гинзберг, прощаясь, поцеловал Эзре Паунду руку.

Известно около 50 писем Эзры Паунда к Бенито Муссолини, сохраненных в архивах ФБР (в 1945 году американцы изъяли их из архивов итальянского правительства). Все они написаны на итальянском языке. Поэт делится с дуче соображениями по поводу финансовых и монетарных проблем: что стоит исправить и что упредить. Принимал ли их Муссолини во внимание – точно неизвестно.

В 1969 году состоялось его последнее путешествие в Нью-Йорк. Паунд посетил Академию американских поэтов, побывал в Нью-Йоркской публичной библиотеке (тут как раз выставлялась «Бесплодная земля» Элиота с правками Паунда), на выставке Джин Арп. Его спросили о впечатлениях от Нью-Йорка. «Много шума, много людей», – ответил поэт.