Курдский национализм. История и современность - [27]

. Связано это было с тем, по в курдское население миллионного Эрзурумского вилайета составляло тогда 150 тыс. человек (т. е., по их оценкам, около 15 % от обшей численности), в то время, как в Диярбакырском вилайете процентное соотношение армян было горазда меньше мусульманского. Об этом же свидетельствует письмо английского консула в Эрзуруме английскому послу в 1878 году, в котором тот после поездки в Диярбакыр советовал послу «в виду наличия в регионе большого количества христиан, рассмотреть необходимость открытия английского консульства в Курдистане»[83]. Подобные подходы, а также очевидное стремление европейских держав поддерживать в среде армян сепаратистские тенденции вызывали раздражение османской администрации и вынуждали султана постоянно «перекраивать» границы вилайетов таким образам, чтобы ни в одном из них ни курды, ни армяне не составляли подавляющего большинства.

Период конца XIX — начала XX века, который в советской востоковедческой литературе назывался периодом роста национально-освободительного движения в Османской империи в арабских странах, на Балканах и в Восточной Анатолии — был, пожалуй, самым драматическим периодом в истории Турции, создавшим революционную ситуацию в стране[84]. Сложный этнический и конфессиональный состав Восточной Анатолии давал и даёт до сих пар повод и пищу для формирования того или иного политического дискурса, лежащего в парадигме закоренелого конфессионально-межэтнического противостояния, когда историческая память проживающих здесь народов была переполнена несправедливостями со стороны других племен, народов и целых государств. Религиозный принцип отделения своих от чужих существовавший в сознании мусульманского большинства Османской империи, ставившийся во главу угла на протяжении всего XIX века в вопросах самоидентификации граждан империи, постепенно приобретал в Восточной Анатолии определяющее значение.

В период Танзимата спецификой аграрных отношений в Восточной Анатолии стало преобладание государственных и вакуфных земель. После принятия земельного кодекса в 1858 году земля стала рассматриваться, как важный ресурс политического и экономического влияния. По сути, земельным кодексом были узаконены частнособственнические права на землю, которые по местным грамотам («тапу сенетлери») были закреплены между турецкими, курдскими и армянскими землевладельцами.

Вопрос сбора налогов всегда оставался наиболее острым в отношении местного населения и местных элит с центральной властью в Стамбуле. Например, в те времена курды Битлисской нахии, за исключением, возможно, жителей собственно Битлиса, вообще не несли никаких военных повинностей и не платили никаких податей, даже военного налога. А связи с этим постоянно происходило упорядочение, перекройка административных границ восточных вилайетов. Российский консул в Битлисе Акимович считал, что это делалось в основном с целью упорядочить систему налогообложения. Так, в 1879 г. Битлис вместе с прилегающими к нему округами преобразовали в вилайет, и с той поры, как писал консул, «у турецкой администрации, имевшей теперь под собой постоянно восстающее курдское население, стали обнаруживаться некоторые порывы привести к порядку финансовую сторону управления»[85].

С распространением административной системы Османской империи местное оседлое население по сути подвергалось двойному налогообложению, когда к государственному налогу нередко добавлялся налог местных ага, владевших крестьянской землей. Иногда оседлым мусульманам-курдам приходилось еще платить и курдским шейхам, которым на правах землевладельцев принадлежали участки, целые деревни — иногда даже и армянские.

Было бы наивностью думать, что курдские и армянские крестьяне добровольно искали покровительства и защиты от государства у крупных курдских вождей и беев, которые, как отмечал востоковед того времени А. Убичини, «подобно начальникам кланов старой Шотландии облагали жителей своей податью, и горе тому, кто отказывался платить возложенную на него мзду деньгами или натурою»[86]. В ответ на уплачиваемую мзду курдские аги оказывали покровительство оседлым курдам, армянам и представителям других «миллетов», проживавшим на этой территории. Как писал в своих дневниках основоположник турецкого национализма Зия Гёкальп (по материнской линии — курд), «благодаря своей способности достигать ушей властьимущих, аги сосредоточили в своих руках многочисленные управленческие функции, становясь покровителями и укрывателями (за вносимую в качестве налога мзду) различных разбойников от полиции, должников — от мютесселима, юношей — от службы армии… Ага же жил, как самостоятельный эмир в своей вотчине, с которой собирает налоги в свою пользу»[87]. Как бы то ни было, в Восточной Анатолии в исследуемый период выделилась группа крупнейших феодалов, обладавших по меркам Османской империи огромными богатствами и пользовавшихся фактически неограниченной властью над кочевым и оседлым населением в подчиненных им районах.

В 1891 году султаном Абдулхамидом на основе курдских племен была создана нерегулярная курдская конница («хамидие» — названная по имени султана), призванная обеспечить охрану восточных границ империи, а также противодействовать распространению в восточных провинциях армянского сепаратизма. Они рекрутировались из так называемых «курдских школ», созданных по приказу султана Абдулхамида с целью привить курдам Османской империи верноподданнические настроения.