Курдский национализм. История и современность - [22]
Хакан Озоглу утверждает, что Бедирхан, как лидер, не имел никакого отношения к национализму в том виде, в каком это явление уже присутствовало и определяло политическое развитие балканских провинция Османской империи, а также Греции[62]. Однако способы мобилизации сил, объединенных идеей независимости эмирата, во многом несли черты «протонациональной» идеологии, которая выражалась в форме соглашения («общественного договора») близких по духу и политическим интересам племен с целью максимально свободного доступа к ресурсам (включая власть-собственность), отдаление от этих ресурсов «чужаков», чаще всего разделяемых по религиозному принципу.
Таким образом, ликвидация полунезависимых курдских княжеств произошла в период с 1837 по 1852 гг. Это такие княжества, как Хаккяри, Бехдинан, Соран, Бабан, находящиеся на современной территории Турции и Ирака, а также частично Сирии. В Персии примерно в это же время было ликвидировано полуавтономное существование княжеств Мукри и Эрделан.
Принятие в Османской империи нового земельного кодекса в 1858 году, а также административные реформы привели к разрушению традиционной власти эмиров и изменению административного статуса курдских земель. И если всю первую половину XIX века власть курдских эмира выступала здесь в качестве медиатора, посредника в отношениях и диспутах между племенами, то после второго завоевания Курдистана турками отсутствие таких медиаторов постепенно стало выливаться в столкновения аширетов в их борьбе за пастбища и плодородные земли. Поэтому можно сказать, что аграрный вопрос оставался определяющим для начала поиска населяющими эту местность племенами новой формы коллективной надплеменной идентичности.
Примерно в это же время, т. е. в 60-ые годы XIX века, один из основоположников теории национализма Лорд Актон, абстрагируясь от опыта возникновения национального феномена в европейских странах, высказывал мнение, что «племенная принадлежность есть всего лишь результат воздействия природных сил, в то время, как долг по отношению к нации — это долг этический»[63]. В этом, возможно, выражается одна из особенностей отличия процесса национальной мобилизации на Востоке: такой «природный организм», как курдское племя (аширет) обладал здесь всеми признаками первичного легитимного проводника нравственного закона, налагающего определенные обязательства на всех его членов в рамках жестко структурированной иерархии, авторитета вождей, предающим отношениям внутри аширета характер нравственного согласия. Как пишет современный турецкий исследователь Метин Хепер, в этот период для курдов было характерно стойкое сопротивление аширетной (племенной) идеологии идее централизованного государства в лице Османской империи[64]. Этот процесс стал особенно очевидным после падения эмирских домов в середине XIX века.
С падением курдских княжеств-мирликов во второй половине XIX века под натиском повторного насаждения здесь османской администрации заметно возросло влияние шейхов в качестве медиаторов во время межплеменных диспутов и конфликтов. История основателей фамилий знатных курдских шейхов дает представление о них, как о людях исключительных личных достоинств. Форма пропаганды шейхов выражалась в продвижении в массы идеи верности традициям перед угрозой нашествия «цивилизованных варваров», в частности — в идее привязанности к нормам ислама и исламской уммы. Крупнейшее восстание этого периода — движение под руководством шейха Обейдуллы (1880 г.), помимо прочего, с одной стороны апеллировало к противодействию экспансии запада в курдских регионах, а с другой — подчеркивало недопустимость армянского этнического партикуляризма, который нарастал в Восточной Анатолии благодаря агитации армянских «комитетчиков» из партий «Дашнакцютюн» и «Гнчак». Учитывая организованность и массовость армянских сепаратистских устремлений, курды также вынужденно искали формы национальной самоидентификации. Политика централизации империи, выражавшаяся в увеличении налогового бремени, коррупционности направляемых в Восточную Анатолию из Стамбула чиновников, упадок местного традиционного производства из-за засилия рынка иностранными товарами — все то, что объединялось емким словом «гнет» и накладывалось здесь еще и на опасность армянского сепаратизма, что для большинства курдов являлось очевидной опасностью поглощения «кяфирами» исконных территорий их собственного проживания.
В этот период нельзя было закрывать глаза и на то, что на востоке Анатолии росло число мусульманских сект, если такой термин можно употребить в отношении возникших братств, которые позднее, под прикрытием религиозного универсализма, начали вести собственную националистическую пропаганду. Символизируя собой неподсудность религиозной власти государству, и пользуясь оговоркой «
