Курако - [18]

Можно отыскать еще десятки случайных причин, оказавших влияние на расстройство домны. Одну за другой, их перебирали горновой и его подручный Курако. Они расспрашивали у рабочих, вели горячие споры с газовщиками, без конца поднимались на колошник. Строили различные предположения, подыскивали всевозможные варианты, — но каждый из этих вариантов неожиданно разбивался об одну из «универсальных» причин «закозления». Среди этих причин очень вероятной была неправильность схода в печь очередных подач руды, кокса и флюса.

Издавна конструкторская мысль работала над поисками такой формы домны, которая обеспечила бы равномерное расположение в ней сырых материалов. Это очень важно. Если поднимающиеся кверху газы нормально прогревают все материалы, то правильно, равномерно происходит восстановление железа из его окислов. Решающее значение имеют механические устройства на колошнике, позволяющие избегнуть одностороннего наполнения печи. В 1850 году английский доменщик Парри впервые применил изобретенный им аппарат для механической засыпки шихты в домну. Этот аппарат позволял также улавливать выходящий из печи доменный газ для использования его в воздухонагревательных камерах. Принцип колошникового затвора очень прост. Наверху печи неподвижно укреплена воронка, куда снизу входит подвешенный на штанге, поднимающийся и опускающийся конус. В поднятом состоянии конус плотно прилегает к воронке, и доменный газ удаляется через помещенный сбоку газоотвод. Когда конус опускается, через зазор между ним и воронкой опускается сырье.

Аппарат Парри нашел широкое применение. В 1866 году появляется и другое изобретение для механической засыпки — колокол Лэнгена, в 1874 году — аппарат Будеруса. Один за другим запатентовывают свои изобретения засыпных аппаратов Гофф, Браун, Шарлевиль, Мак-Ки.

Но на печах Брянского завода колошниковые устройства несовершенны. Горовые рабочие на колошнике, объезжая с вагонетками жерло печи, должны равномерно опрокидывать их в разных точках круга. Это очень тяжелая работа, производимая в атмосфере вытекающего вредного газа. Горовые угорали. Нередко в плохую погоду, когда завывала снежная метель или хлестали дождевые потоки, изможденные горовые опрокидывали вагонетку где придется, не обходя круга. Создавался боковой ход материалов. Не встречая в отдельных местах печи большого сопротивления, газы не успевали отдать тепло.

Чего стоит доменщик, не умеющий распознать, найти причину «болезни» домны? Об этом думал Курако. Он не отрывал глаз от отверстия, ему хотелось проникнуть в душу печи. Фурмы все более чернели, забивались густым шлаком. В еще пышащую жаром фурму Курако вонзал, как во врага, копье, вгонял его балдой далеко внутрь и быстро вытаскивал. Он хотел открыть дутью доступ к центру застывающей печи. Но все усилия были напрасны.

Схватившись с десятком рабочих за железный лом, Курако часами надрывался, чтобы открыть чугунную летку. Но летка еще более закупоривалась от ударов затупленным ломом. Длительным бурением удавалось просверлить щелку, через которую показывался стылый чугун. Он тотчас же закрывал отверстие, приводя этим всех в отчаяние.

Азарт борьбы с «козлом» захватил Курако и его товарищей. В эти полные волнения, надежд и страха часы они не думали о том, что завод принадлежит кучке капиталистов и печи-инвалиды могут смело пойти прахом: профессиональная гордость не позволяла им бежать с поля производственного сражения.

Курако железным прутом упорно орудовал в шлаковой летке, надеясь «раздразнить», как говорили доменщики, сгустившийся шлак и заставить его выйти. Он продолжал борьбу до последнего момента, до полной гибели печи. Потемневший, угнетенный своим бессилием в единоборстве с «козлом», он говорил:

— Пьерон со своими французами погубили печь. Шихтовальщик!

Пьерон прослышал об этих разговорах. Неспокойного доменщика надо было изгнать.

Как-то, застав Курако в лаборатории, где тот штудировал шихтовые книги доменного цеха, Пьерон приказал немедленно уволить подручного горнового.

Решение Пьерона избавиться от «бунтовщика», вторгнувшегося в лабораторию завода, совпало с собственным желанием Курако. Он давно уж хотел бросить этот отсталый завод с его мягкотелым Горяйновым и опротивевшими иностранцами, — завод, где погибли лучшие его друзья. Несмотря на молодость, он чувствовал в себе

Достаточно сил, чтобы cтать горновым, а в будущем — и мастером. Его продвижению мешала консервативность заводского уклада. Подручный, проработавший всего год-два у доменной печи, не мог в ту пору рассчитывать на то, что его назначат горновым. Он решил отправиться в Криворожье, где недавно был пущен новый завод. Полный самых радужных надежд, он двинулся в путь.

Из Екатеринослава, где протекли первые годы самостоятельной жизни Курако, судьба забросила его в самый центр юга России. Открытые в Криворожье рудники и созданные вокруг них железоплавильные заводы совершенно преобразили не столь давно еще пустынный край.

«Мне случалось побывать, — говорится в одном из старых описаний Криворожья, — в здешней местности лет десять тому назад, когда от ближайшей железнодорожной станции приходилось верст пятьдесят плестись по степи на обывательских лошадях, почти без дороги, имея курганы вместо, путеводителей... Кривой Рог — глухое поселение, в котором каждый себя чувствовал... за тысячи верст удаленным от всей Европы».