Купавна - [58]

Вспомнив о том, я с чувством беспокойства подумал, что и у Агриппины Дмитриевны есть дети. Она же, вскинув на меня глаза, схватила за руки, будто поторопила сказать ей что-то очень важное и безотлагательное.

— Что я должен для вас сделать, Гриппа? — спросил я, наполненный той фронтовой решимостью.

— Ни-че-го, — точно впадая в забытье, протянула она. — Разве я просила вас о чем-то?.. — Агриппина Дмитриевна отпустила мои руки, собираясь что-то сказать, помедлила, оценивающе вглядываясь в мое лицо, и, подбирая слова, добавила: — Ну, хорошо… Наведите справку. Я дам его адрес. Выберите время, повидайтесь с Алексеем, напишите потом мне… Ах, нет, что я?! Помогли бы вы мне и детям моим уехать отсюда. У вас машина. Отвезите на первый случай хотя бы к отцу… в Иваново.

Ее просьба не озадачила меня: от моего города до Иванова немногим более сотни километров.

— Хорошо, — согласился я, наполняясь тихой радостью и счастливой тревогой.

Мы стояли вдали от людей, с которыми она по стечению обстоятельств почти перестала общаться, и теперь, когда они веселились, не обращая внимания на эту несчастную женщину (в их числе и Светлана Тарасовна!), ей не к кому было обратиться, кроме меня.

— Сколько времени вам потребуется на сборы? — спросил я.

— Можно ехать хоть сейчас! — воскликнула она.

— Это, к сожалению, невозможно, — возразил я. — Мне еще нужно…

Агриппина Дмитриевна, не выслушав меня, рассердилась:

— Эх вы! И вы туда же… Да, плохая, скверная я! Боитесь испачкаться… — Она повела головой в сторону полыхающего костра: — Перед ними, должно быть, стыдно!

Я притих в растерянности. Притихла и Агриппина Дмитриевна, повернувшись спиной ко мне и обняв ствол шелковицы, точно хотела излить ему душу, как единственно оставшемуся живому существу, способному еще понять ее. Но и на старом развесистом дереве не шелохнулся ни один листок.

— Вы не так поняли меня, — сделав усилие над собой, заговорил я. — Есть у меня еще дела… Потом, Гриппа, может случиться так: мы уедем, а тут и Алексей ваш…

Озаряемый светом костра, в нашу сторону шел Курганный капитан.

— Вона ты где! — с ходу, как мальчишка, набросился он на меня с упреком. — Схоронился здесь!

— А почему бы и не быть здесь? — невольно огрызнулся я.

— Стало быть, вдвоем подались с глаз долой.

Я промолчал. Но Агриппина Дмитриевна, к моему удивлению, не проявила безответности. Отпрянув от шелковицы, она обратилась к Градову:

— Николай Васильевич, будет вам! Если бы вы знали… Ой, как трудно мне!.. Трудно-то как!.. А вы?.. Не приехал за мной Алексей… И нет больше моих сил…

Она не плакала, не причитала, не жаловалась, но такая сердечная искренность, не без упрека ему, прозвучала в ее голосе, что нельзя было не откликнуться.

— Эх, молодость, молодость, — тяжело вздохнул Градов, но тут же сердито прокашлялся.

Подумалось: и с ним что-то неладное.

— Да-да, Гриппа, тебе надо отсюда уехать, — сказал он. — Надо уехать… навсегда. Чем раньше, тем лучше, Гриппа…

— Уеду… Навсегда, — покорно согласилась она. — Это решено.

— Так-с… — неопределенно протянул Градов, точно какая-то внутренняя борьба происходила в нем.

Его глубокое душевное волнение могло свидетельствовать о вдруг возникшем сочувственном отношении к Агриппине Дмитриевне, тем более и назвал он ее без отчества, и даже не без тепла в голосе. Но я понял и другое: что-то еще волновало Дружбу, потому что тут же, отведя меня в сторону, он сказал, чтобы она не слышала:

— Нужна мне твоя машина. Позарез нужна. Исчезнем… Не будем беспокоить людей.

О чем я мог подумать, увозя Курганного капитана в ночную степь? Уж не решил ли он таким путем помешать моему отъезду вместе с Агриппиной Дмитриевной? Однако как он узнал о ее просьбе? Как бы то ни было, но вел себя он странно.

— На иных погостах из-за оград к могилкам не подойти. Черт-те что сооружают! Есть такие… с причудами. Похоронят какого — родня и тащит на ограду даже медные трубы, а то и самую что ни на есть дорогую бронзу. Сооружают помпезные ограды. Зачем? От избытка денег, можно так сказать.

Градов замолчал. Но скоро мысль его в другую сторону скакнула без видимой связи.

— Однажды нашей батарее нужно было переправиться через реку. По первозимью было дело. Решили по молодому льду волоком на бревнах перетащить орудия. Местность хоть и лесная, но некогда нам было брусья строгать — спешили новый плацдарм занять. И что ты думаешь?.. Неподалеку хата стояла. Глядим, женщина подошла, хозяйка, значит. «Хата моя, — говорит, — разбирайте ее, хлопцы, проживу как-нибудь…» Не пожалела жилья для общего дела. Так вот, скоро переправились мы на тот берег, погнали фрицев. А плохо пришлось бы, задержись мы с пушками возле хаты.

— К чему это вспомнил?

— А к тому, дружба, что Агриппине Дмитриевне не следует жалеть своего… имущества. Уезжать надо, переправиться на другой берег… Нельзя ли побыстрей?

Догадлив Николай Васильевич!

— Я уж пообещал увезти ее от вас, — невольно признался я.

— Это твое дело, — ответил он. — Я говорю, нельзя ли сейчас ходу прибавить?

— Не иначе к какому-то кургану торопишь, на ловлю браконьеров истории?

— Там посмотрим…

Он смолил самокрутку за самокруткой.