Культуры городов - [100]

Шрифт
Интервал

В отличие от универмагов и фирменных бутиков типа Gap, крытые блошиные рынки специально никак не оформляются. Как и в Mart 125 на 125-й улице, это небольшие лавочки, в некоторых помещается лишь лоток площадью от полуметра до метра под 12-метровыми потолками; никаких изысков, освещение и инвентарь – утилитарные до крайности. С лотка свисают джинсы, футболки навалены на полках, обувь без коробок расставлена по прилавку. Как правило, у лавочек нет названия. Владельцы лишь вывешивают написанные от руки таблички с названием товаров, привлекательными ценами, а также сравнениями их товара с продуктами известных фирм. В отличие от торговых улиц, на которых нередко развешаны огромные билборды с рекламой продукции массового рынка, эти таблички здесь – единственный пример корпоративной идентичности. Аутентичность базара берет верх над легитимностью корпоративной идентичности.

В Нью-Йорке работа на крытом блошином рынке – это следующая ступень после уличной торговли. Практически все, и безусловно все крупные, блошиные рынки расположены в отдаленных округах. Управляют ими, как правило, евреи или итальянцы, среди арендаторов доминируют азиаты, затем латиноамериканцы, и потом уже идут белые американцы. В Mart 125 и Brooklyn Bargain Plaza возле Фултон-молла почти все продавцы чернокожие; в Brooklyn Bargain Plaza есть еще корейцы и мгани. В StoreWorld, что в Риджвуде, на границе этнически разнородных районов рабочего и нижнего среднего классов Бруклина и Квинса, 12 лотков принадлежат доминиканцам, 5 – итальянцам, 4 – выходцам из Пенджаба, 4 – сербам, 3 – американским евреям, 3 – ливанцам, 3 – американским немцам, 2 – колумбийцам, 2 – индийцам, 2 – израильтянам, 2 – туркам и 1 – ирландцу. На пяти из двенадцати доминиканец, эквадорец, серб, итальянец и американец продают бижутерию и украшения практически идентичного ассортимента.

Часто продавцы из одной этнической группы арендуют соседние прилавки. Как и торговцы на Африканском рынке в Гарлеме, они присматривают за товаром друг друга во время коротких отлучек. Покупатели разговаривают с продавцами на родном языке, и так же, как уличные торговцы товарами афроцентристской направленности, продавцы обслуживают покупателей с определенными запросами. Доминиканцы в доминиканском районе продают одежду ярких расцветок для взрослых, прозрачные платьица для маленьких девочек – все это произведено в Нью-Йорке. Другие доминиканцы продают одежду по «американской» моде, а один торговец выставляет фотографии покупателей, позирующих в приобретенных у него вещах. Ассортимент прилавков может быть как локальным, так и глобальным, в зависимости от этнической принадлежности продавцов и покупателей, языка, визуального представления. С покупателями своей этнической группы у продавцов складываются такие же близкие отношения, как если б это был ближайший к дому магазин.

Некоторые крытые блошиные рынки чрезвычайно популярны. По субботам туда приходит до тысячи покупателей. Однако не все такие рынки пользуются успехом. Так, «Q. P.», открывшийся в 1980 году на двух этажах соединенных между собой заброшенных заводских помещений, расположенных у транспортного узла на Квинс-плаза, сначала имел оглушительный успех. Там был тот же этнический замес, что и в StoreWorld, то же разнообразие торговых лотков, и покупатели из районов Квинса из низшего среднего и рабочего классов потекли туда рекой. Однако со временем «Q. P.» утратил популярность, и к началу 1990-х из сотен лотков там осталось лишь одиннадцать. Хозяева рынка – евреи и итальянцы, – которые, кроме прочего, работают с недвижимостью, наняли в качестве консультантов управляющих успешным крытым блошиным рынка Caesar’s Bay Bazaar. Последние утверждают, что к их советам не прислушались. Но почему это произошло? Может, владельцы «Q. P.» потеряли контроль над арендаторами лотков? Или этническая смесь продавцов, покупателей и товаров была слишком пестрой для одного торгового пространства? Или же определенная комбинация этносов не способствовала наведению мостов между социальными классами?

Интересно поразмышлять о том, в чем собственно секрет успеха Caesar’s Bay Bazaar. Начнем с того, что оттуда открывается вид на бухту Грэйвсэнд и Атлантический океан, а расположен рынок в 20 километрах от Манхэттена и полутора – от ближайшей станции метро, что делает его доступным для покупателей с низким доходом. Поскольку рынок окружен кварталами, где живут белые представители среднего класса из национальных диаспор, с одной стороны, и шоссе, парками и теннисными кортами, с другой, относительная изоляция этого места подкреплена и социальными барьерами. Поэтому неудивительно, что большинство продавцов и покупателей здесь белые. На рынок ходят представители среднего класса, которые не уехали на Манхэттен или в пригороды, а остались жить в Бруклине. Вопросы классовой, этнической и половой принадлежности преломляются здесь по-своему, в результате чего появляется ощущение места более безопасного и управляемого, нежели многие районные торговые улицы.

Менеджмент рынка отлично усвоил правила и преимущества контролируемого торгового пространства. Управляющая гордится, что Caesar’s больше похож на «мини-молл», чем на блошиный рынок. В дверях стоят крепкие охранники, практически у каждого на форме сержантские нашивки. Арендаторы должны подписывать соглашение на год, тогда как на других блошиных рынках арендная плата взимается помесячно. Кроме того, менеджеры осуществляют мониторинг продаваемых товаров.


Рекомендуем почитать
Пьесы

Пьесы. Фантастические и прозаические.


Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу

История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.


Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.


Вторжение: Взгляд из России. Чехословакия, август 1968

Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.


Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия

Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.


Русская Православная Церковь в Среднем Поволжье на рубеже XIX–XX веков

Монография посвящена исследованию положения и деятельности Русской Православной Церкви в Среднем Поволжье в конце XIX – начале XX веков. Подробно рассмотрены структура епархиального управления, особенности социального положения приходского духовенства, система церковно-приходских попечительств и советов. Обозначены и проанализированы основные направления деятельности Церкви в указанный период – политическое, экономическое, просветительское, культурное.Данная работа предназначена для студентов, аспирантов, преподавателей высших учебных заведений, а также для всех читателей, интересующихся отечественной историей и историей Церкви.2-е издание, переработанное и дополненное.


Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник)

Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.


Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.


Социальная справедливость и город

Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.


Не-места. Введение в антропологию гипермодерна

Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.