Куликовская битва. Запечатленная память - [56]
Гораздо ближе по духу к фрескам Феофана изображение на оборотной стороне иконы с сюжетом «Успение Богоматери». Несмотря на ее мрачную тональность, образ этот выглядит исключительно ярким. Используя контрасты светлых и темных красок, строгую симметрию композиции, энергичные белильные высветления, художник придает изображаемому событию крайнюю напряженность. Это — временная грань и граница между жизнью и смертью. Чтобы запечатлеть момент перехода Марии в небожители, композиция упрощается — в ней отсутствуют второстепенные действующие лица и эпизоды последующего развития сюжета (вознесение ангелами души Богоматери на небеса, сопровождавшие их на облаках апостолы и т. п.). Тема данной иконы вызывает ассоциации с территориальной границей, ведь река Ока воспринималась «защитным поясом Богоматери». Такое значение Оке придавал храм Успения Богоматери в Коломне. Ведь Успенские храмы на Руси обладали глубоко осознанной защитной функцией[638], которой периодически стремились воспользоваться. В день праздника Успения Богоматери русские воины старались выступить против своих врагов и тем самым заручиться «поддержкой» Богоматери. Так было и в 1380 г., и в 1480-м, и в другие годы. Поэтому в крайней напряженности Донского Успения москвичи XIV столетия могли видеть вполне реально ощутимую границу между своей страной и чужой — враждебной, между миром и войной, между жизнью и смертью.
Благодаря своему заметному положению в отечественной истории и высокому художественному качеству икона «Донская Богоматерь» стала одной из самых почитаемых в средневековой Руси. По ее образцу были написаны десятки, а может быть, и сотни копий, некоторые сохранились до нашего времени. Сама же «Донская…» приобрела статус «чудотворной», в течение многих десятилетий вдохновляла воинов на подвиги. Далеко не вся информация такого рода сохранилась в анналах, но даже отдельные примеры способны показать отношение к этой иконе как к памятнику, овеянному славой Куликовской победы.
Отправляясь военным походом на Казань в 1552 г., царь Иван Грозный посещает Успенский собор в Коломне и «припадает ко образу Пречистыа, иже на Дону была с преславным великим князем Димитрием Ивановичем»[639]. После казанского похода «Донская Богоматерь», вероятно, вместе с иконостасом Коломенского Успенского собора, была перенесена в Благовещенский собор Московского Кремля на место икон сгоревшего в 1547 г. иконостаса Феофана Грека, Прохора с Городца и Андрея Рублева[640]. Отсюда «Донскую Богоматерь», которая «преже того стояла в соборном храме Успения Пречистые на Коломне», Иван Грозный брал в 1563 г. в Прибалтику на Ливонскую войну[641].
«Чудотворные» свойства иконы использует в 1591 г. и Борис Годунов. Во время нападения крымского хана Казы-Гирея в одном из передвижных укреплений — гуляй-поля — в районе Калужских ворот земляного города находилась икона Донской Богоматери. Состоявшийся здесь бой не принес успеха татарам. Когда наутро после битвы Казы-Гирей вынужден был отступить, осажденными была объявлена победа, равная Куликовской. Объясняя победу над Казы-Гиреем «помощью» знаменитой иконы, Борис Годунов основывает на месте гуляй-поля Донской монастырь, а сам, как организатор обороны, удостаивается от царя Федора Ивановича золотого сосуда, по преданию захваченного русскими на Куликовом поле и имевшего очень характерное название — «Мамай»[642]. Вскоре после основания Донского монастыря к нему было приписано село Монастырщина, находившееся в непосредственной близости от Куликова поля[643].
Помимо самой известной иконы Донской Богоматери, были и другие произведения, непосредственно отразившие Куликовскую победу. В этот период большую популярность приобретают изображения Дмитрия Солунского — святого патрона великого князя Дмитрия Ивановича. В народной исторической традиции личность реального победителя ордынцев нередко подменяется Дмитрием Солунским. Его имя соседствует в духовных стихах с именем Мамая. В начале XIX в. в Спасском монастыре города Коломна хранилась икона Дмитрия Солунского, на которой конный святой воин поражает копьем врага. На поверженном — шапка монгольского образца с высоким загнутым верхом и косыми отворотами. Похоже, под царем Колояном, которого победил солунский воин, подразумевался татарский воитель Мамай. Эти предположения подтверждаются иконой, обнаруженной в Тверской губернии и опубликованной в начале нашего столетия. Сходный сюжет сопровождается подписями: «Святой великомученик Димитрий Солунский», «Святый Димитрий победи царя Мамая и всю силу его вражию»[644].
С утверждением авторитета Москвы на Куликовом поле связано прославление ее святого покровителя — первого московского митрополита Петра. Уже в 80-е годы XIV в. Петр-митрополит попадает в состав деисусного (молельного) главного ряда иконостаса, где занимает место рядом с Христом и обращенными к нему в молельной позе Богоматерью, Иоанном Предтечей, архангелами, отцами церкви и некоторыми другими наиболее значимыми святыми. Именно так показан патрон Москвы в известной Пелене Марии Тверской 1389 г., хранящейся в Государственном историческом музее, вышитой в память о Куликовской битве. Чтобы понять необычность «вознесения» Петра в состав деисуса, попробуем представить себе ситуацию, отразившуюся в новгородской иконе XV в. «Молящиеся новгородцы». Здесь перед деисусным иконным чином изображена группа молящихся новгородцев. Примерно так же стоял перед иконостасом в 1320-х годах Петр, а спустя по л столетия его фигура предстала уже в молельном ряду перед Христом. Видели ее и старики, которые в юности стояли рядом с живым митрополитом во время молитвы. Такая метаморфоза Петра настраивала людей этого поколения на иное восприятие живых церковных деятелей, среди которых выделялись высочайшие авторитеты — чуть ли не прижизненные святые.
