Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков - [19]

Сравнительно недавно в Куликовский цикл был включен и рассказ Новгородской I летописи младшего извода[212]. Традиционно этот текст воспринимался как сокращение «Летописной повести о Куликовской битве»[213]. Однако В. А. Кучкину удалось доказать, что рассказ Новгородской I летописи младшего извода или его протограф были первичны по отношению к Новгородско-Софийскому своду и послужил источником для включенной в этот свод «Летописной повести о Куликовской битве»[214]. Время составления рассказа Новгородской I летописи младшего извода определяется достаточно уверенно по перечню князей, погибших на Дону. Сокращенный до минимума, он содержит имена только двух князей: «А на съвокупе (съступи. — Авт.) убиенъ бысть тогда князь белозерскии Федоръ и сынъ его князь Иванъ»[215]. Такой интерес новгородского книжника к белозерским князьям, по мнению А. К. Зайцева, мог возникнуть только во время правления в Новгороде сына и внука упомянутых князей Константина Ивановича Белозерского, служилого князя при великом князе Василии I Дмитриевиче. Константин Иванович был в Новгороде в 1393–1397 гг., и, следовательно, по мнению ученого, именно к этому времени следует относить составление рассказа о Куликовской битве, который был помещен в Новгородской I летописи младшего извода[216]. Учитывая то, что в этом тексте никак не обыгрывается помощь Пресвятой Богородицы русскому воинству, что было бы маловероятно после перенесения Ее чудотворного образа из Владимира на р. Клязьме в Москву, можно предположительно еще более сузить хронологические рамки для написания краткого новгородского рассказа о Куликовской битве — 1393–1395 гг.

В. А. Кучкин акцентирует внимание на том, что оба кратких летописных рассказа (Расск. Рог.-Сим. и Расск. НПЛ), уцелевшие в рукописях 40-х гг. XV в., не только являются старшими из сохранившихся летописных повествований о Донском побоище. Они также несут в себе черты, свидетельствующие о предшествующих, не дошедших до нас памятниках, где события битвы излагались подробнее. При этом в протографах обоих рассказов был по-разному использован общий летописный источник московского происхождения, предшествовавший Своду 1409 г., содержавшему Расск. Рог.-Сим.[217]

Таким образом, основываясь на вышеобозначенных аргументах, необходимо признать, что Расск. НПЛ на 12–13 лет старше Расск. Рог.-Сим. в Своде 1409 г. Более того, как подчеркивал А. К. Зайцев, «мы получаем указание на то, что в середине 1390-х гг. существовало некое сравнительно пространное повествование о Донской битве, и уже в то время оно находилось в распоряжении владычного новгородского летописца и в сокращении было включено в его "непрерывно ведущуюся летопись"»[218].

Однако необходимо отметить, что к настоящему времени именно Расск. Рог.-Сим. признается «старейшей записью рассказа "о побоище на Дону"», или старейшим среди сохранившихся летописных текстов о Куликовской битве, на основе которого составлена «Летописная повесть»[219].

Необходимо подчеркнуть, что в исследовательской литературе прочно утвердилось справедливое суждение о том, что рассказам Рог.-Сим. «предшествовали не дошедшие до наших дней памятники, возможно, как летописного, так и внелетописного происхождения, в которых победа на Куликовом поле и связанные с нею события излагались подробнее, чем в дошедших текстах Рогожского летописца и Симеоновской летописи». Статьи 1380 г. Симеоновской летописи и Рогожского летописца возводятся к тексту свода 1409 г. При этом подчеркивается, что «уже до 1409 г. существовали памятники письменности, в которых описывалась Куликовская битва»[220].

М. А. Салмина отметила, что в сравнении с «Летописной повестью» Расск. Рог.-Сим. выглядит композиционно стройным произведением[221]. В то же время А. К. Зайцев считал, что исследовательница сделала ошибочный вывод о том, «что в нем нет "ни одного повторения" и "никаких следов более полного оригинала"». Однако «следы более полного протографа в Расск. Рог.-Сим. не очевидны… еще А. А. Шахматовым указаны были в этом рассказе те повторы (дублировки), которые обычно считаются классическими индикаторами присутствия в одном тексте композиции двух разных летописных источников»[222].

Кроме того, в сопоставлении с Рог.-Сим. рассмотренный выше текст Нкф. выглядит несколько сокращенным. По всей видимости, протографы первой и второй части этого рассказа некоторое время существовали раздельно. При этом протограф первой части не обнаруживает близость к рассказу Симеоновской летописи, во второй же части это сходство наблюдается. Вторую часть этого рассказа, особенно повествование о борьбе Мамая и Тохтамыша, следует связывать с окружением Киприана, так как южные известия, естественно, могли быть принесены из Киева. Соединение двух текстов произошло до включения помянника (Синодика), указанного С. К. Шамбинаго[223] и практически идентичного помяннику в Расск. Рог.-Сим. и М.-Ак.

При этом в рассказе Рог.-Сим. летописей Богородичный праздник упомянут лишь в дате битвы, но никак не осмыслена роль Богородицы в победе русского войска. Это наблюдение дает основание для предположения о том, что протограф первой части рассказа из Никифоровской летописи был написан по свежим следам событий, значительно ранее Расск. М.-Ак.