Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков - [123]
Это чувствовали и другие писатели и художники. Так, В. А. Гиляровский составил, возможно, под влиянием самого факта появления стихов А. А. Блока, сборник «Грозный год», в котором звучали мотивы и образы, связанные с событиями Куликовской битвы[1392]. Еще в конце XIX в. С. А. Коровин стал готовить картину «Куликовская битва» и написал несколько эскизов к ней.
Но неразрешаемые противоречия в жизни Российской империи подчас порождали в общественном сознании тягу к пересмотру и профанации многих образов, используемых официальной идеологией. К их числу относилась и Куликовская битва. В начале XX в. в собрании сочинений Н. И. Костомарова были переизданы работы, в которых он пытался принизить образ победителя Мамая и значение победы русского оружия на Дону[1393].
В диссертации, написанной и защищенной в предреволюционные годы и увидевшей свет уже в 1918 г., А. Е. Пресняков рассматривая политическую борьбу на Руси в канун Куликовской битвы, особо обращает внимание на то, что «Дмитрию не удалось собрать всю великорусскую ратную силу для выступления на Куликовом поле». По мнению исследователя, «победа русских войск на Куликовом поле сгубила Мамая, но не создала какого-либо перелома в русско-татарских отношениях; не связан с ее последствиями и какой-либо перелом во внутренних отношениях Великороссии»[1394].
В начале XX в. научное изучение Куликовской битвы ознаменовалось большими достижениями. В этот период вышли труды, подводящие итог предшествующему источниковедческому анализу памятников Куликовского цикла. Они имеют большое значение для источниковедческих исследований событий 1380 г. Речь идет о капитальном труде С. К. Шамбинаго о памятниках Куликовского цикла и фундаментальной рецензии на него А. А. Шахматова[1395]. К сожалению, наметившийся подъем научного изучения Куликовской битвы был прерван революционными событиями 1917 г. и последовавшей за ними Гражданской войной.
В первые годы советской власти ее идеологи исходили из представления о приоритете классового начала перед всеми другими — государственным, национальным и религиозным. Поэтому положительная или отрицательная оценка того или иного исторического деятеля определялась его классовой принадлежностью, а значение события — его местом в ходе подготовки будущей пролетарской революции. В этих условиях Куликовская битва не могла привлечь к себе внимание исследователей, поскольку ее итоги не имели значения для борьбы классов.
Кроме того, постоянно давал о себе знать спор с дореволюционной историографической традицией. Россия была объявлена «тюрьмой народов», поэтому ее история как история одного государства (Руси, Московского царства, Российской империи), одного народа (русского) и одной веры (православия) вызывала неприятие историков-марксистов. Под видом пролетарского интернационализма лидеры советской власти развивали национализм народов, не достигших в социально-политических отношениях уровня государственности или давно утративших политическую самостоятельность, устроили гонение на русскую интеллигенцию. В этих условиях победа в 1380 г. могла получить скорее негативную, чем положительную оценку.
Примечательно, что в обширном труде ученика В. О. Ключевского и ведущего историка-марксиста 1920–1930-х гг. академика М. Н. Покровского не нашлось места Куликовской битве. Она упоминается в качестве исторической отсылки при описании событий 1382 г., а также в летописной цитате о походе великого князя Ивана III Васильевича на Новгородскую землю в 1471 г.[1396] В «Русской истории в самом сжатом очерке» нет и этого. Между тем М. Н. Покровский с удовольствием подчеркивал те моменты в биографии героя битвы на Дону, которые можно было трактовать как проявление узости взглядов, эгоизма или трусости: «Недавний победитель на Куликовом поле великий князь Дмитрий Иванович бежал сначала в Переяславль, а потом, найдя и это место недостаточно безопасным, в Кострому…». Описывая разорение Москвы Тохтамышем, М. Н. Покровский отметил, что князья, предавшие москвичей, были зятьями Дмитрия Ивановича[1397]. Исследователь допустил неточность, так как на самом деле нижегородские князья были его шурьями, а Дмитрий приходился им зятем. Отмечая события 1384 г., исследователь подчеркивал узость промосковских взглядов великого князя, грабительский характер его действий и негативный результат его политических акций: «Дмитрий Иванович попытался перевалить на Новгород часть (быть может, большую) татарской контрибуции, обложив новгородцев так называемым "черным бором" — поголовной податью… Два года спустя, оправившись от татарского разорения, москвичи пришли ратью под самый Новгород. Теперь Дмитрию Ивановичу удалось получить 8 тыс…. рублей. Эта контрибуция послужила исходным пунктом для дальнейшей распри…»[1398]
Следует согласиться с мнением А. А. Горского о том, что «в работах крупнейшего советского историка М. Н. Покровского чувствуется явная недооценка значения национально-освободительной борьбы русского народа против иноземных захватчиков». О Куликовской битве почти не писали. Самого князя Дмитрия, даже в весьма крупных и серьезных сочинениях, не упоминали или упоминали вскользь. Личность Дмитрия Донского выглядела в исследованиях 1920-х гг. непривлекательной. Со страниц марксистской литературы этого времени он представал как крупный феодал, нерешительный и безвольный, сильно зависимый от бояр и духовенства
