Кукушонок - [7]

Теперь наверняка уже больше никто не ухаживает за садиком; крапива заглушила розы, дорожки затянулись горцем-вьюном, лютик задушил вечнозеленые кусты. На глаза у меня навернулись слезы. Раньше я всегда ставила себе на письменный стол бледно-розовую розу, а в моей теперешней квартире ничего не поправить, гиблое дело. Рабочей комнаты у меня тут все равно нет, все письменные дела я выполняю на покоробленном пластике кухонного стола. Здесь слишком тесно, слишком сумрачно, слишком тошно. Мне следовало бы немедля подыскать себе что-то получше, ведь эта дыра была для меня лишь временным вариантом. Здешний низкий потолок придавит кого угодно.

3

Я уже не раз задавалась вопросом: знают ли Биргит и Штеффен, отчего я так внезапно рассталась с моим мужем? Во всяком случае, Биргит я вижу почти каждый день, но она ни разу меня об этом не спросила. Удовольствовалась сообщением, что мы разошлись и живем порознь.

— Бывает, — сказала она. — Почти все мои подруги через несколько лет расстались со своими партнерами. Теперь уже все не так, как было у наших родителей.

Кто же была та шалава, с которой я застукала Гернота? Не знаю, продолжает ли она оставаться его подругой по сей день, в первый ли раз она лежала тогда на нашей кушетке и не поселилась ли она уже за это время в нашем домике? Собственно, я и не хочу ничего знать.

Я побывала там после этого дважды — днем, когда могла быть уверена, что Гернот не появится дома. Забрала я оттуда не так много, ни одного предмета мебели. Все, чем мы обзаводились вместе, я оставила ему, в том числе и машину. Взяла только совсем уж личные вещи, мою одежду, несколько книг, столовые приборы моей бабушки и мою сберкнижку. Даже мои папки так и остались стоять там на полке, потому что здесь мне все равно некуда их девать. Иногда я думаю, что в нашей бездетности была и хорошая сторона. Как бы страдал наш ребенок от развода родителей! А с другой стороны, может, дело бы никогда не дошло и до той отвратительной сцены, если бы Герноту во время моей репетиции в хоре пришлось нянчиться с ребенком.

Моя мать не проявила особого сочувствия. Она вообще не одобряла разводов. Я намекнула, что Гернот изменил мне.

— Ну и что? — сказала она. — Не ты первая, не ты последняя, с кем это случается.

Наверное, она так рассердилась потому, что ей пришлось похоронить надежду на внука. Она, наверно, думает, что единственный шанс — это новый партнер, и как можно быстрее! Своим приглашением провести вместе две недели в австрийском санатории она, вероятно, хочет расшевелить меня, подстегнуть мой интерес к жизни и, как следствие, к мужчинам.

— Дитя мое, а почему бы тебе не пользоваться косметикой, хотя бы сдержанно? Я же понимаю, учительнице не к лицу наряжаться в пух и прах и краситься как клоун, но и такой серой и бесцветной ходить тоже ни к чему.

Эти слова меня задели. Моя ценность измерялась лишь степенью годности на брачном рынке. Но, разумеется, есть в ее критике и доля правды. В нашей гимназии почти все коллеги одеваются модно, при случае меняют прическу или красят волосы, на переменах без промедления хватаются за свои косметички. А меня сзади вряд ли отличишь от тринадцатилетнего мальчишки в брюках карго с накладными карманами и серой куртке с капюшоном. Мама в принципе желает мне добра, но мне от этого не легче.

Когда она недавно снова сделала мне бестактный намек, я на нее накричала:

— Что же вы сами-то не произвели на свет дюжину детей? Если бы у меня были братья и сестры, ты бы давно уже радовалась внукам!

Это было не вполне честно с моей стороны, поскольку у мамы было несколько выкидышей.

Когда я уныло заполняла судоку, зазвонил телефон. Сипловатый голос произнес:

— Это Юлиан Хеллер. Я хотел…

Юлиан беспокоился о своем благородном кухонном ноже. Запинаясь, он попросил меня не выдавать его бабушке.

— Юлиан, ты прекрасно знаешь, что приносить оружие в нашу школу строго запрещено. Ножи также относятся к этой категории. А твой к тому же еще такой острый, что я о него сегодня порезалась.

Мне почудился подавленный всхлип.

— Прошу вас, госпожа Рейнольд, не будьте такой строгой! Вы же меня знаете, я уж точно не собирался зарезать никого из моих одноклассников!

— Вообще-то, я обязана была доложить об этом директору. И еще не хватало, чтобы обо мне пошли слухи, будто меня можно разжалобить…

Дальше я не знала, что сказать, а Юлиан неутомимо продолжал умолять меня своим старушечьим голосом.

В конце концов я измученно сдалась:

— Ну хорошо, можешь завтра прийти ко мне домой и забрать свой нож. Но если я еще раз тебя застукаю…

Это было ошибкой, сказала я себе сразу, как только наш разговор закончился.

Хорошенькое начало было у следующего дня. Стоя спиной к классу перед доской, я слышала, как девочки щебечут и никак не могут угомониться. Я сердито обернулась и топнула ногой, после чего вся компания пришла в еще большее возбуждение.

И тут я и сама заметила, что на ногах у меня разные туфли. Старые красные мокасины я ношу только дома, а голубые балетки — моя летняя обувь. В отчаянии я перехожу в наступление:

— Да вы что, совсем с Луны свалились, в Лондоне это уже несколько месяцев последний крик моды!