Кукловод. Кровь Солнца - [6]

Что-то оседало в его мозгу, он чувствовал это, если принять на вооружение земные ассоциации — так в снег входит рассыпанная соль. Боли не было. Не было и экстаза, оргазма, наслаждения, нет, все это — просто было. Ни слова не понимал он из того, что пелось вокруг него, а потом уже — и в нем самом. Он не смог бы даже определить языка, или даже группу, к которым эти языки могли принадлежать. И четко, монотонно, явственно кто-то читал вслух какое-то обращение. Поучение. Наставление. Рамон не знал. Голос чтеца был громок, но не резок, четок, но не нарочито — кто-то вкладывал в Рамона то, что он выпросил.

Он открыл глаза. Посмотрел на часы. Привычка. В век, когда часовщики скоро прикроют свои лавочки, за исключением тех, кто делает статусные часы, Рамон так и не смог отказаться от привычки носить часы. «Роллекс». Настоящий «Роллекс», оставшийся ему от папаши. Перед дракой он сунул их Рамону. Старая модель, теперь уже старая, конечно. Но работающая идеально. Нет, это не был дорогой «Роллекс», разумеется, недорогой по сравнению с их топовыми моделями. Но он был папашин. И он был лучшим «Роллексом».

Без памяти, как он отметил, теряя сознания и придя в себе, он провалялся три часа. А проспал четверо суток. Календарь на часах говорил сам за себя. Дико хотелось пить, есть, в туалет, хотя, судя по некоторым признакам, он это уже сделал, а еще принять душ — он был весь в липком, горячем поту, простыни были мокрыми насквозь. А воздух в спальне был ужасен. Четверо суток в маленькой комнате проспал человек. Рамон залпом выпил стакан воды, стоявший у постели, тот самый, что предназначался для кетанова. Шрам дернул сильной, злой болью. Он сел на край кровати, посидел, дожидаясь, пока кровь пойдет по системе более-менее ровно, осторожно встал и, не торопясь, как ни завывал его мочевой пузырь, прошел в ванную.

Вместо лопнувшей сливы шрам теперь бугрился комками засохшей крови. «Болячка» — усмехнулся Рамон старому детскому определению. Это он сделал зря. Ране, видимо, не понравилось слово «болячка», или же усмешка. Когда в глазах перестали скакать огоньки, Рамон, наконец, приступил к очистительным водным процедурам.

Рану он предусмотрительно прикрыл банальной пищевой пленкой, но когда струйки душа били по ней, помогало слабо. Черт с ним. Боль была из разряда сильных, но сносных.

В кухне он открыл холодильник, вылил в унитаз кастрюлю пятидневного мясного супа, сварил новый, протерев мясо на терке, а овощи порезав настолько мелко, что любой китаец умер бы от зависти. Ходить на улицу с таким украшением явно не стоило, Серый Шут ничего не обещал о возможности занести какую-нибудь дрянь, а заклеивать, решил Рамон, значит, лечить. Ничего. Нынче в сети можно заказать хоть мясо, хоть сигареты, хоть бабу, хоть семена алтайской конопли.

Месяц прошел. Как — Рамон не хотел бы пережить второй такой. Один, как перст, исключая разве что курьеров из самых разных магазинов и фирм доставки, что привозили продукты, напитки, сигареты и со всей страны доставляли нужные ему материалы. Он читал книги, смотрел фильмы, не трогал «болячку», играл в компьютерные игры и много рисовал. Но рисунки его стали иными. В них преобладала жестокая, злая графика и большую часть того, что он нарисовал, графика поделила с офортом. Он не обрабатывал, не забинтовывал, не смазывал целебными мазями свой первый шрам. Он привыкал к мысли, что таких будет много. Забыв спросить у Серого Шута, какого размера будут новые шрамы, он понял сам, что чем сильнее будет заход, тем больше рубец. Ну, что же. Это тоже справедливо. Рамон любил справедливость. Даже если она была обращена против него.

Он сидел в мастерской и делал первую в жизни куклу. Первую в жизни куклу, которая получит имя и которая напрочь сломает судьбу одному ублюдку. Он слышал о таком. Торговец живым товаром, авторитетная личность в известных кругах. Старая схема — покупка запуганной девушки или женщины, или юноши у мужа, кума, брата, свата — можно продать, кого угодно, если знать, кому, тех, фотографиями которых пестрят потом все социальные сети: «Помогите найти! Ставьте класс!», избиения, унижения, насилие и — героин. Все крайне просто. Все довольны. Клиенты, продавцы людей, поставщики героина, аптекари, отпускающие шприцы, животные, получающие деньги за превращение человека в навсегда сломанного раба.

Все, что будет нужно еще — это любое выделение этого человека, или его волосы, или ногти. В дело годится все. Лучше всего была бы кровь, но этот человек охотно ее лил, но, почему-то, всегда чужую кровь. Свою берег.

Куклы вуду, которых Рам насмотрелся на Гаити, тоже сработали бы, но более грубо и результат их действия был предрешен, нет, ему требовалась своя кукла, та, делать которые он научился в своем девяностошестичасовом сне. Работа почти ювелирная. Голова, черты лица, обряд дарования имени, да мало ли, что еще, скажем, включая даже подобие скелета — в этот раз ему был нужен именно скелет того человека. Рамон негромко гудел под нос какую-то песню и возился с первой в жизни куклой, любовно и бережно следуя врезавшимся в его память канонам нового знания. С куклой, выходившей из-под его темных, тонких пальцев, в мир выходил и новый человек.