Кукловод. Кровь Солнца - [7]

Кукловод.

4

Так почему, все-таки, война? Война глупая, без шансов на победу в обозримом будущем? Вернуть слово утраченное значение? Чушь. Люди превратили слово «плохо» в мантру, в заклятье. Все они знают, что убивать за деньги плохо, красть у людей их деньги плохо, торговать наркотиками плохо, плохо резать людей на органы, плохо заставлять детей проституировать, плохо продавать людей в рабство, плохо все это покрывать за деньги и на правительственном уровне поощрять ту же торговлю наркотиками — да. Знают. Они говорят: «Плохо!» Чем чаще с экранов телевизоров и компьютеров их оповещают, что мир стал еще более зол, тем с большим равнодушием они произносят: «Плохо». Но в их «плохо» кроется старое, как мир: «Плетью обуха не перешибешь» — сказав «плохо», они выполняют свой гражданский долг. Черт с ним, с гражданским — если нет государства, нет и гражданства. Свой человеческий долг.

Мантра. Если угодно — заклинание, — так думал Рамон, сидя в кресле и покуривая тонкую черную сигару. Но, чтобы заклинание обрело силу, необходимо наличие трех составляющих. Слова, духа и дела. Слово? Да, оно есть. Дух? Ну… Недовольство. Пойдет за дух? Дело? Нет.

В лучшем случае, одна составляющая. Слово. Выхолощенное. Мертвое слово.

Рамон умел и любил думать. Любил и умел уходить в свое прошлое и еще любил звать вещи своими именами. А потому, сидя в своем кресле, он как-то понял, что он не умеет ни беречь, ни созидать. Его семьи распались, дети… Об этом, возможно, еще будет разговор позже, его дом — квартира, его путь…

Он был из тех странных людей, которым женщины очень быстро и легко говорят: «Люблю», чтобы потом ничем не доказать этого. Усталость от постоянного, бессмысленного одиночества, а он все чаще оставался один, ломала ему спину, но он продолжал стоять. У него было дело — он писал картины.

Многим такой удел покажется завидным. Человек наделен талантом, более того, талантом, который признали в этом напрочь чокнутом мире. С этим Рамон не спорил. Он был благодарен Всевышнему за талант и успех. Но — он прекрасно понимал, что это не то, что он хотел бы оставить после себя, раз в том, чтобы сажать деревья и растить детей, равно как и строить дома, ему было отказано.

Он знал, что он никогда не станет первым художником. О чем мечтали многие до него — те, кто этого добился, пусть на какой-то срок или же найдя свой Олимп, штурмовать который было бы потом бессмысленно. «Зажрался!» — скажет возмущенный мир, глядя на жизнь Рамона, его доход в месяц, его мастерскую, моделек, прыгавших в его кровать, его путешествия и его несокрушимое здоровье.

Нет. Он не зажрался. Он чувствовал, что не туда идет данный ему аванс. Если он не умеет беречь и созидать, то следует быть честным до конца — лучше всего ему удавалось в этой жизни разрушение. Его кровь, это яростная река из двух противоборствующих начал — Севера и Юга, Солнца и льда, била порой в его глаза и тогда окружающие его боялись.

Так куда же он мог еще приспособить свои странные таланты и не менее странные порывы? Верно. В войну. С кем? Его не манили ни развязываемые правящими кукловодами локальные конфликты, ни войны за славу и богатство, ни борьба за выживание дикой природы. Это все не имело смысла, так как войны давно уже не велись ради величия имен и народов, слава и богатство слишком преходящи, если являются самоцелью, а на дикую природу всем давно и искренне наплевать.

Усталость, одиночество и любовь — жуткая смесь, помноженная на противоположные полюса крови Рамона. Он вполне мог бы уехать в спокойную страну и забыть о том идиотском месте, оказавшемся при лотерее родов его родиной. Но он не мог. Он любил свою землю и свой ленивый, злой, завистливый, щедрый и жестокий всегда не к тем, к кому надо, верящий в то, во что нельзя верить, народ. Русских. Кровь майя не тянула его на битвы за права вымершего почти полностью народа — он не знал его. А эти лица он видел каждый день. Он видел, что этот народ умело обрекают на вымирание, на деградацию, видел, что его Родина, эта пучеглазая, глупая, упрямая и добрая Буренка, уже давно дает молоко пополам с кровью, видел, что нет ничего святого в том, что навязывают этим поглупевшим еще до рождения, русским, а особенно нет в этом ничего святого для тех, кто имеет власть это навязывать. Он молчал. Ездил по миру, писал картины, делал кукол для театров, его статуэтки уходили подчас в высшие дома высшего света. Но, мотаясь по миру, Рамон всегда видел то самое ведро клубники с весами, ценником и ящичком для денег. Не у себя дома. Не в России. И дело не в природной вороватости русского мужика, дело в том, что его зачастую просто подталкивают к этому. Что этого горделивого где-то внутри русского человека берут на простое «слабо» — если не сделаешь ты, сделает кто-то, он станет умным и богаче тебя на целое ведро клубники. А ты — осел. На следующую мысль, что перестав быть ослом в своих глазах, человек дает сам на себя крючок, за который его так легко подвесить, ума уже не хватало. Кодекс законов поневоле толкал людей на преступления. Небольшие, по сравнению с Пол Потом, но все же годившиеся на роль крюка под жабрами, буде возникнет нужда. Эти законы писали настоящие мастера!