Кукла и карлик. Христианство между ересью и бунтом - [71]

Кафки обращается к господину К.: «Суду ничего от тебя не нужно». Когда христоподобная, притворно невинная фигура чистого страдания и принесенной во имя нас жертвы говорит нам: «Мне ничего от тебя не нужно!», мы можем быть уверены, что за этим высказыванием скрывается оговорка: «кроме ТВОЕЙ ДУШИ». Когда кто-то настаивает, что ему ничего не нужно из того, что у нас есть, это означает, что он просто положил на НАС глаз, на самую сердцевину нашего бытия. Или, если перейти на уровень анекдотов, разве не понятно, что, когда во время ссоры любовников женщина на отчаянный вопрос мужчины: «Но что же тебе от меня нужно?» отвечает: «Ничего!», это означает совершенно противоположное, требование полной капитуляции без каких-либо оговорок²⁷. «В зубы дареному коню не смотрят» — но разве не именно это СЛЕДУЕТ сделать, чтобы выяснить, имеем мы дело с настоящим даром или со средством манипуляции? Вы получаете подарок, однако внимательный взгляд быстро подскажет вам, что этот «бескорыстный» дар был преподнесен с тем. чтобы сделать из вас вечного должника, — и, возможно, это особенно справедливо в отношении понятия дара, выработанного в ходе последнего теологического поворота деконструкции, от Деррида до Мариона.

Цель данной книги состояла в том, чтобы показать, что в самой сердцевине христианства имеется другое измерение. Когда умирает Христос, вместе с ним умирает тайная надежда, заметная в его словах: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?», надежда на то, что ЕСТЬ отец, который покинул меня. «Святой Дух» — это сообщество, лишен-к вое поддержки в большом Другом. Смысл христианства как религии атеизма — не в вульгарно-гуманистическом обожествлении человека, при котором обнаруживается, что человек — это тайна Бога (как рассуждал Фейербах и др.): христианство атакует религиозное ядро, которое выживает даже в условиях гуманизма, вплоть до сталинизма с его верой в Историю как «большого Другого», определяющего объективный смысл наших поступков.

Высший образец гегелевского Aufhebung сегодня, возможно, заключается в том, чтобы восстановить это ядро христианства, отказавшись от оболочки его институциональной организации (и даже от его особого религиозного опыта). Эта пропасть непреодолима: либо приходится отказываться от религиозной формы, ЛИБО сохранять форму, утрачивая ее сущность. В этом и состоит героический подвиг, который предстоит совершить христианству: чтобы спасти свое сокровище, оно должно принести себя в жертву, как это сделал Христос, которому пришлось умереть, чтобы возникло христианство.

Комментарии

Введение. Кукла по имени теология^*

(1) Цит. по изданию: Гегель Г. В. Ф. Наука логики / пер. Б. Г. Столпнера. Санкт-Петербург: Наука, 1997. С. 588.

(2) Точнее, «бытие духа есть кость». См.: Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа / пер. Г. Г. Шпета. Санкт-Петербург: Наука, 1992. С. 185.

(3) См.: Гегель Г. В. Ф. Указ. соч. С. 225–233.

(4) Hegel G. W. F. Glauben und Wissen. Hamburg: Felix Meiner Verlag, 1987.

(5) Цит. по: Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук / пер. Б. А. Фохта. Москва: Мысль, 1977. Т. 3. С. 377–378.

(6) Возможно, связь между христианством и атеизмом станет немного заметнее, если мы примем во внимание тот удивительный факт, что поворот «Бытия и времени» Хайдеггера — этой радикальной попытки тематизировать непреодолимую конечность человеческого существования — от «реифицированного» онтологического подхода к реальности («субъект», воспринимающий «объекты») к активному вовлечению в бытие-в-мире основан на чтении Хайдеггером в начале 1920-х годов апостола Павла. Удивительная дополнительная связь между Хайдеггером и Бадью заметна в следующем: оба ссылаются на Павла одинаково двусмысленно. Для Хайдеггера обращение Павла от абстрактного философского созерцания к вовлеченному существованию верующего говорит о заботе и бытии-в-мире. пусть только как об онтической модели того, что «Бытие и время» развертывает в качестве основной трансцендентально-онтологической структуры; точно так же и Бадью читает Павла как того, кто первым развернул формальную структуру События и порядок осуществления истины, хотя для него религия — это не собственная область истины. В обоих случаях опыт Павла играет одну и ту же экстимную (extimate) роль: это лучший пример («формальное указание») онтологической структуры События, однако, но своему позитивному содержанию, это «ложный» пример, чуждый по отношению к структуре События.

(7) См.: Pfaller К. Illusionen der Aiideren. Frankfurt: Suhrkamp, 2002.

(8) Heller A. Die Auferstehung des juedischen Jesus. Berlin: Philo, 2002.

(9) Lacan J. Le séminaire // Livre IV: La relation d'objet. Paris: Editions du Seuil, 1994. P. 48.

Глава первая. Там, где Восток встречается с Западом^*

(1) См.: Schelting F. W. J. The Ages of the World. Albany: SUNY Press, 2000. (См. русское издание: Шелтинг Ф. В. И. Система мировых эпох: Мюнхен. Лекции 1827–1828 гг. в записи Э. Ласо / пер. Е. Борисова. Томск: Водолей, 1999. — Прим. ред.)

(2) Здесь и далее цит. по изданию: Честертон Г. К. Ортодоксия // Вечный Человек / пер. Н. Л. Трауберг. Москва: Политиздат, 1991. С. 460–451.