Куда пропали снегири? - [37]

Опять плакала, опять причитала. Да только - успо­коилась.

Элизбар уверенной походкой вошёл в просторный двор. Сел под инжиром в холодке. Лейла вышла к нему с кувшином вина и стаканом. Он пил вино большими глотками. Сам большой, широкоплечий, основательный.

-   Вот что, Лейла. Твой Аслан прав, негоже тебе, та­кой молоденькой, одной оставаться. Да и я вдовец, мне хозяйка нужна. Переходи ко мне. Только я сейчас кры­шу у амбара перекрываю, вот закончу и приду за тобой. А пока здесь помогу. Как, кукуруза-то уродилась?

Наутро он уже вовсю цапал кукурузу на Лейлиной делянке. Через день вычистил ей коровник, починил проводку. Он приходил утром, переодевался, шёл в огород, выгонял скотину - мало ли забот в деревен­ском доме, оставшемся без мужских рук.

Спустя время он опять завёл с Лейлой разговор о женитьбе:

-   Дом у меня небольшой, с вашим не сравнить. Да­вай так - мне тут по нормальной цене доски предлага­ют, я сделаю пристройку к дому, тогда тебя к себе и заберу.

Затеял пристройку. Но Лейлу по-прежнему не за­бывал, приходил, помогал, брал на себя самую тяжё­лую работу. Она успокоилась немного, даже стала без Элизбара скучать. Он собрал по осени её кукурузу, отвёз на мельницу, затащил тяжёлые мешки с мукой в подвал. Подошло время сбора винограда. Рано ут­ром, обвешанный корзинами, он уже входил во двор к Лейле, подставлял лестницу, принимался срезать грозди. Пристройка продвигалась медленно, куплен­ных досок не хватило, пришлось ещё подкупать. А время бежало, неумолимое, проворное время.

Кое-как, с горем пополам одолел пристройку. Но влез в большие долги. Надо отдавать.

-   Вот отдам, тогда...

Долги отдавались медленно, время шло быстро. Потом случилась беда - умер двоюродный брат Элиз­бара, и он держал траур. Но по-прежнему был правой рукой Лейлы, брал на себя всю мужскую работу, вот уже в который раз собрал её кукурузу, виноград, на­молол муки, сделал вино. Корова Лейлы разрешилась телёночком. Очень слабеньким. Элизбар выхаживал его как ребёнка. А Лейла, та настолько привыкла, что Элизбар рядом, что даже стала слегка ворчать на него, если что не так. Совсем, совсем по-семейному. Так и шло. А Элизбар, наработавшись в своём дворе, шёл к Лейле, косил, таскал воду из ручья, латал крышу... И всё сокрушался, что никак не может взять её хозяй­кой в дом.

- Видишь, теперь траур... А это год, не меньше. И почему мне так не везёт, встретил хорошую женщи­ну, намаялся один, мне бы хозяйку в дом, а опять от­кладывается. Сколько мы будем жить на два дома?

Лейла слушала его и удивлялась. Действительно, всё что-то мешало, всё не складывалось. И не поймёшь теперь, чья она жена, Аслан от неё отказался. Элизбар не берёт...

Она месила тесто для мамалыги и тихонечко пела. Песня была грустная, но не очень, хорошо ей пелось под взмахивание рук, хорошо дышалось утренней прохладой. Она уже многое успела. Вымести двор, покрыть новой клеёнкой стол под инжиром, достать из погреба кувшин с вином. Несколько розочек сорва­ла, поставила их в вазу, месит тесто и любуется - кра­сиво. «Теперь вот ещё мамалыги наварю - и хоть гос­тей встречай, всё готово...»

- Принимай гостя.

В воротах стоял Аслан. Постаревший, ссутулив­шийся. Она хотела броситься к нему, даже несколько шагов сделала навстречу да остановилась, не зная, не понимая, что ей делать. Муж? Но ведь Аслан просил забыть, что он ей муж... Аслан смотрел на неё испод­лобья:

-   Почему ты здесь, Лейла, в моём доме? Разве ты не поняла, что я просил тебя выйти замуж и уйти в дом к мужу, а вы, значит, остались в моём...

-   Нет, - Лейла заволновалась, стала поправлять косынку запачканными мамалыгой руками, - ты про­ходи, это твой дом.

-   Мой дом? Тогда что ты делаешь в нём, чужая же­на...

-   Яне чужая жена, твоя. Элизбар, он, он дом стро­ил, потом доски покупал...

Аслан вошёл во двор. Оглядел его, прибранный, ухоженный. Задержал взгляд на небольшом розовом кусте, усеянном алыми небольшими цветочками. Сел. Тяжело положил руки на новую клеёнку.

- Рассказывай, что-то я ничего не понимаю.

Она рассказала ему всё. Что не ослушалась, нашла человека, вдовца. Что он вроде как и взял её в жёны, да только все эти годы жили они врозь, каждый в своём доме... Элизбар приходил, помогал, но ночью уходил к себе. Долго сидели друг против друга Аслан и Лейла. Уже и вечер опустился в их двор, пришло время зажи­гать свет.

Через день они устроили хлеб-соль и созвали всех соседей, даже самых дальних, с того края деревни. За­резали бычка, наварили мамалыги, достали большую бочку вина, сделанного Элизбаром в самый первый год. Аслан сам пошёл к Элизбару и пригласил его. Тот пришёл, сел с краешка стола. Аслан при всех подошёл к нему, крепко обнял. А потом громко объявил:

- Моя жена-сирота. У неё нет ни брата, ни сестры. Вернее, не было. Теперь у неё есть брат. Человек, кото­рый оказался очень мудрым и очень добрым. Беда моя подсказала мне отчаянную мысль, а ему она подсказа­ла мысль добрую. Я знаю, почему у Элизбара не хвата­ло времени ввести в дом жену, он берёг её для меня, он хитрил, он откладывал. Своим мужским сердцем он понял другое мужское сердце. Он был чужой мне чело­век, а теперь... теперь он брат моей жены.